И вы смотрѣли на все это? О, звѣри мои, развѣ и вы жестоки? Неужели вы хотѣли смотрѣть на мое великое страданіе какъ дѣлаютъ люди? Ибо человѣкъ самое жестокое изъ всѣхъ животныхъ.
Во время трагедіи, боя быковъ и распятій онъ до сихъ поръ лучше всего чувствовалъ себя на землѣ; и когда онъ нашелъ себѣ адъ, онъ сдѣлался его небомъ на землѣ.
Когда большой человѣкъ кричитъ: — мигомъ подбѣгаетъ къ нему маленькій; и языкъ виситъ у него изо рта отъ удовольствія. Но онъ называетъ это своимъ «состраданіемъ».
Малетыкій человѣкъ, особенно поэтъ, — съ какимъ жаромъ обвиняетъ онъ жизнь на словахъ! Слушайте его, но не прослушайте радости во всѣхъ жалобахъ его!
Это обвинители жизни; ихъ побѣждаетъ жизнь въ одно мгновеніе. «Ты любишь меня? говоритъ дерзновенная; подожди же немного, у меня нѣтъ еще для тебя времени».
Человѣкъ для себя самого самое жестокое животное; и во всемъ, что зовется «грѣшникъ», «несущій крестъ» и «кающійся», не прослушайте радости, примѣшанной къ этимъ жалобамъ и обвиненіямъ!
А я самъ — не хочу ли я быть обвинителемъ человѣка? Ахъ, звѣри мои, только одному научился я до сихъ поръ, что человѣку нужно его самое злое для его же лучшаго, —
— что все самое злое есть его наилучшая сила и самый твердый камень для наивысшаго созидателя; и что человѣкъ долженъ становиться лучше и злѣе;
Не за то былъ я пригвожденъ къ древу мученій, что я знаю, что человѣкъ золъ, — но за то, что я кричалъ, какъ никто еще не кричалъ:
И вы смотрели на всё это? О, звери мои, разве и вы жестоки? Неужели вы хотели смотреть на мое великое страдание как делают люди? Ибо человек самое жестокое из всех животных.
Во время трагедии, боя быков и распятий он до сих пор лучше всего чувствовал себя на земле; и когда он нашел себе ад, он сделался его небом на земле.
Когда большой человек кричит: — мигом подбегает к нему маленький; и язык висит у него изо рта от удовольствия. Но он называет это своим «состраданием».
Малетыкий человек, особенно поэт, — с каким жаром обвиняет он жизнь на словах! Слушайте его, но не прослушайте радости во всех жалобах его!
Это обвинители жизни; их побеждает жизнь в одно мгновение. «Ты любишь меня? говорит дерзновенная; подожди же немного, у меня нет еще для тебя времени».
Человек для себя самого самое жестокое животное; и во всём, что зовется «грешник», «несущий крест» и «кающийся», не прослушайте радости, примешанной к этим жалобам и обвинениям!
А я сам — не хочу ли я быть обвинителем человека? Ах, звери мои, только одному научился я до сих пор, что человеку нужно его самое злое для его же лучшего, —
— что всё самое злое есть его наилучшая сила и самый твердый камень для наивысшего созидателя; и что человек должен становиться лучше и злее;
Не за то был я пригвожден к древу мучений, что я знаю, что человек зол, — но за то, что я кричал, как никто еще не кричал:
