Страница:Ницше Так говорил Заратустра 1913.pdf/268

Эта страница не была вычитана

И если вѣша твердость не хочетъ сверкать, рѣзать и разбивать: какъ могли бы вы нѣкогда — вмѣстѣ со мною — созидать?

Ибо созидающіе тверды. И блаженствомъ должно казаться вамъ нѣлататы руку на юисячеленія, какъ на воскъ, —

— блаженствомъ пиеаюъ на волѣ тысячелѣтій какъ на мѣди, — тверже, благороднѣе, чѣмъ на мѣди. Совсѣмъ твердымъ бываетъ только самое благородное.

Эту новую скрижаль, о, братья мои, ставлю я надъ вами: будьте тверды!

* * *
30.

О, воля моя! Ты отдыхъ отъ всякой нищеты, ты необходимость моя! Предохрани меня отъ всякихъ маленькихъ побѣдъ!

Ты случайность души моей, которую называю я судьбою! Ты во мнѣ! Надо мною! Предохрани и сбереги меня для единой великой судьбы!

И послѣднее величіе свое, о, воля моя, сохрани для конца, — чтобъ была ты неумолима въ побѣдѣ своей! Ахъ, кто не покорялся побѣдѣ своей!

Ахъ, чей глазъ не темнѣлъ въ этихъ опьяняющихъ сумеркахъ! Ахъ, чья нога не спотыкалась, и не разучалась въ побѣдѣ — стоять!

Да буду я готовъ и зрѣлъ въ великій полдень: готовъ и зрѣлъ, какъ раскаленная до бѣла мѣдь, какъ туча, чреватая моліями, и какъ вымя, вздутое отъ молока: —

Тот же текст в современной орфографии

И если веша твердость не хочет сверкать, резать и разбивать: как могли бы вы некогда — вместе со мною — созидать?

Ибо созидающие тверды. И блаженством должно казаться вам нелататы руку на юисячеления, как на воск, —

— блаженством пиеаюъ на воле тысячелетий как на меди, — тверже, благороднее, чем на меди. Совсем твердым бывает только самое благородное.

Эту новую скрижаль, о, братья мои, ставлю я над вами: будьте тверды!

* * *
30.

О, воля моя! Ты отдых от всякой нищеты, ты необходимость моя! Предохрани меня от всяких маленьких побед!

Ты случайность души моей, которую называю я судьбою! Ты во мне! Надо мною! Предохрани и сбереги меня для единой великой судьбы!

И последнее величие свое, о, воля моя, сохрани для конца, — чтоб была ты неумолима в победе своей! Ах, кто не покорялся победе своей!

Ах, чей глаз не темнел в этих опьяняющих сумерках! Ах, чья нога не спотыкалась, и не разучалась в победе — стоять!

Да буду я готов и зрел в великий полдень: готов и зрел, как раскаленная до бела медь, как туча, чреватая молиями, и как вымя, вздутое от молока: —