Я люблю того, кто оправдываетъ людей будущаго и избавляетъ людей прошлаго: ибо онъ хочетъ гибели отъ людей настоящаго.
Я люблю того, кто строгъ къ своему богу, такъ какъ онъ любитъ своего бога: ибо онъ долженъ погибнуть отъ гнѣва своего бога.
Я люблю того, чья душа глубока даже въ ранахъ, и кто можетъ погибнуть при малѣйшемъ испытаны: такъ охотно идетъ онъ по мосту.
Я люблю того, чья душа переполнена, такъ что онъ забываетъ самого себя, и всѣ вещи содержатся въ немъ: такъ становятся всѣ вещи его гибелью.
Я люблю того, кто свободенъ духомъ и свободенъ сердцемъ: такъ голова его есть только внутренность сердца его, а сердце его влечетъ его. къ гибели.
Я люблю всѣхъ тѣхъ, кто являются тяжелыми каплями, падающими одна за другой изъ темной тучи, нависшей надъ человѣчествомъ: молнія приближается, возвѣщаютъ они и гибнутъ, какъ провозвѣстники.
Смотрите, я провозвѣстникъ молніи и тяжелая капля изъ тучи: но эта молнія называется сверхъ-человѣкъ».
Произнесши эти слова, Заратустра снова посмотрѣлъ на народъ и умолкъ. «Вотъ стоятъ они, говорилъ онъ въ сердцѣ своемъ, вотъ смѣются они: они не понимаютъ меня, мои рѣчи не для этихъ ушей.
Неужели нужно сперва разодрать имъ уши, чтобъ научились они слушать глазами? Неужели надо гремѣть, какъ литавры и какъ проповѣдники покаянія? Или вѣрятъ они только заикающемуся?
Я люблю того, кто оправдывает людей будущего и избавляет людей прошлого: ибо он хочет гибели от людей настоящего.
Я люблю того, кто строг к своему богу, так как он любит своего бога: ибо он должен погибнуть от гнева своего бога.
Я люблю того, чья душа глубока даже в ранах, и кто может погибнуть при малейшем испытаны: так охотно идет он по мосту.
Я люблю того, чья душа переполнена, так что он забывает самого себя, и все вещи содержатся в нем: так становятся все вещи его гибелью.
Я люблю того, кто свободен духом и свободен сердцем: так голова его есть только внутренность сердца его, а сердце его влечет его к гибели.
Я люблю всех тех, кто являются тяжелыми каплями, падающими одна за другой из темной тучи, нависшей над человечеством: молния приближается, возвещают они и гибнут, как провозвестники.
Смотрите, я провозвестник молнии и тяжелая капля из тучи: но эта молния называется сверхчеловек».
Произнесши эти слова, Заратустра снова посмотрел на народ и умолк. «Вот стоят они, говорил он в сердце своем, вот смеются они: они не понимают меня, мои речи не для этих ушей.
Неужели нужно сперва разодрать им уши, чтоб научились они слушать глазами? Неужели надо греметь, как литавры и как проповедники покаяния? Или верят они только заикающемуся?
