Такое скитаніе называется «любовью къ ближнему»: съ помощью этого слова до сихъ поръ лгали и лицемѣрили больше всего, и особенно тѣ, кого весь міръ сносилъ съ трудомъ.
И поистинѣ, это вовсе не заповѣдь на сегодня и на завтра — научиться любить себя. Скорѣе, изъ всѣхъ искусствъ это самое тонкое, самое хитрое, послѣднее и самое терпѣливое.
Ибо для собственника все собственное бываетъ всегда глубоко зарытымъ; и изъ всѣхъ сокровищъ собственный кладъ выкапывается послѣднимъ, — такъ устраиваетъ духъ тяжести.
Почти съ колыбели даютъ ужъ намъ въ наслѣдство тяжелыя слова и тяжелыя цѣнности: «добро» и «зло» — такъ называется это нанлѣіе. И ради нихъ прощаютъ намъ то, что живемъ мы.
И кромѣ того позволяютъ малымъ дѣтямъ приходить къ себѣ, чтобъ во-время запретить имъ любить самихъ себя: такъ устраиваетъ духъ тяжести.
А мы — мы довѣрчиво тащимъ, что даютъ намъ. въ наслѣдство, на сильныхъ плечахъ по безплоднымъ горамъ! И если мы обливаемся потомъ, намъ говорятъ: «Да, жизнь тяжело нести!»
Но только человѣку тяжело нести себя! Это потому, что тащитъ онъ слишкомъ много посторонняго на своихъ плечахъ. Какъ верблюдъ, становится онъ на колѣни и позволяетъ хорошенько навьючить себя.
Особенно человѣкъ сильный и выносливый, способный къ глубокому почитанію: слишкомъ много постороннихъ тяжелыхъ словъ и цѣнностей навьючиваетъ онъ на себя, — и жизнь кажется ему пустыней!
И поистинѣ! Даже многое свое собственное тяжело нести! Многое внутри человѣка похоже на
Такое скитание называется «любовью к ближнему»: с помощью этого слова до сих пор лгали и лицемерили больше всего, и особенно те, кого весь мир сносил с трудом.
И поистине, это вовсе не заповедь на сегодня и на завтра — научиться любить себя. Скорее, из всех искусств это самое тонкое, самое хитрое, последнее и самое терпеливое.
Ибо для собственника всё собственное бывает всегда глубоко зарытым; и из всех сокровищ собственный клад выкапывается последним, — так устраивает дух тяжести.
Почти с колыбели дают уж нам в наследство тяжелые слова и тяжелые ценности: «добро» и «зло» — так называется это нанлеие. И ради них прощают нам то, что живем мы.
И кроме того позволяют малым детям приходить к себе, чтоб вовремя запретить им любить самих себя: так устраивает дух тяжести.
А мы — мы доверчиво тащим, что дают нам. в наследство, на сильных плечах по бесплодным горам! И если мы обливаемся потом, нам говорят: «Да, жизнь тяжело нести!»
Но только человеку тяжело нести себя! Это потому, что тащит он слишком много постороннего на своих плечах. Как верблюд, становится он на колени и позволяет хорошенько навьючить себя.
Особенно человек сильный и выносливый, способный к глубокому почитанию: слишком много посторонних тяжелых слов и ценностей навьючивает он на себя, — и жизнь кажется ему пустыней!
И поистине! Даже многое свое собственное тяжело нести! Многое внутри человека похоже на
