Также люблю я ее щекотать маленькой восковой свѣчкой: чтобъ она, наконецъ, выпустила небо изъ пепельно-сѣрыхъ сумерокъ.
Особенно злымъ бываю я утромъ: въ ранній часъ, когда звенитъ ведро у колодцѣ и раздается на сѣрыхъ улицахъ теплое ржаніе лошадей:
Съ нетерпѣніемъ жду я, чтобы взошло, наконецъ, ясное небо, зимнее небо съ снѣжной бородой, старикъ съ побѣлѣвшей головой, —
— Молчаливое зимнее небо, часто умалчивающее даже о своемъ солнцѣ!
Не у него ли научился я долгому, свѣтлому молчанію? Или оно научилось ему у меня? Или каждый изъ насъ самъ изобрѣлъ его?
Многосложно происхожденіе всѣхъ хорошихъ вещей, — всѣ хорошія веселыя вѣщи прыгаютъ отъ радости въ бытіе: какъ могли бы онѣ это сдѣлать — только одинъ разъ!
Хорошая, веселая вещь также долгое молчаніе, и хорошо также смотрѣть, подобно зимнему небу, съ яснымъ открытымъ лицомъ: —
— скрывать подобно ему свое солнце и свою непреклонную волю — солнце: плйлтйнѣ, хорошо изучилъ я это искусство и это зимнее веселье!
Моя самая любимая злоба и искусство въ томъ, чтобъ мое молчаніе научилось не выдавать себя молчаніемъ.
Гремя словами и игральными костями, перехитряю я тѣхъ, кто торжественно ждетъ: отъ всѣхъ этихъ строгихъ надсмотрщиковъ должна ускользнуть моя воля и цѣль.
Чтобъ никто не могъ видѣть основы и послѣдней воли моей, — для этого изобрѣлъ я долгое свѣтлое молчаніе.
Также люблю я ее щекотать маленькой восковой свечкой: чтоб она, наконец, выпустила небо из пепельно-серых сумерок.
Особенно злым бываю я утром: в ранний час, когда звенит ведро у колодце и раздается на серых улицах теплое ржание лошадей:
С нетерпением жду я, чтобы взошло, наконец, ясное небо, зимнее небо с снежной бородой, старик с побелевшей головой, —
— Молчаливое зимнее небо, часто умалчивающее даже о своем солнце!
Не у него ли научился я долгому, светлому молчанию? Или оно научилось ему у меня? Или каждый из нас сам изобрел его?
Многосложно происхождение всех хороших вещей, — все хорошие веселые вещи прыгают от радости в бытие: как могли бы они это сделать — только один раз!
Хорошая, веселая вещь также долгое молчание, и хорошо также смотреть, подобно зимнему небу, с ясным открытым лицом: —
— скрывать подобно ему свое солнце и свою непреклонную волю — солнце: плйлтйне, хорошо изучил я это искусство и это зимнее веселье!
Моя самая любимая злоба и искусство в том, чтоб мое молчание научилось не выдавать себя молчанием.
Гремя словами и игральными костями, перехитряю я тех, кто торжественно ждет: от всех этих строгих надсмотрщиков должна ускользнуть моя воля и цель.
Чтоб никто не мог видеть основы и последней воли моей, — для этого изобрел я долгое светлое молчание.