Я хожу среди этихъ людей и роняю много словъ: но они не умѣютъ ни брать, ни хранить.
Они удивляются, что я не пришелъ обличать ихъ похоти и пороки; но поистинѣ, я не пришелъ также предостерегать отъ карманныхъ воровъ!
Онѣ удивляются, что я не желаю оттачивать и обострять ихъ мудрость: какъ будто у нихъ еще не довольно тонкихъ мудрецовъ, чей голосъ скрипитъ, какъ грифель по аспидной доскѣ!
И когда я кричу: «Кляните всѣхъ трусливыхъ демоновъ въ васъ, которые желали бы визжать, крестомъ складывать руки и поклоняться»: они восклицаютъ: «Заратустра — нечестивецъ».
И особенно кричатъ объ этомъ ихъ проповѣдники смиренія: — да, именно имъ люблю я кричать въ самое ухо: Да! Я — Заратустра, нечестивецъ!
Проповѣдники смиренія! Всюду, гдѣ есть слабость, болѣзнь и гніеніе, они ползаютъ, какъ вши; и только мое отвращеніе мѣшаетъ мнѣ давить ихъ.
Ну, что-жъ! Вотъ моя проповѣдь для ихъ ушей: я — Заратустра, нечестивецъ, который говоритъ: «кто нечестивѣе меня, чтобы я могъ радоваться его наставленію?»
Я — Заратустра, нечестивецъ: гдѣ найду я подобныхъ себѣ? Подобны мнѣ всѣ, кто отдаютъ себя самихъ своей волѣ и сбрасываютъ съ себя всякое смиреніе.
Я — Заратустра, нечестивецъ: я варю каждый случай въ своемъ котлѣ. И только когда онъ тамъ вполнѣ сварится, я привѣтствую его, какъ мою пищу.
И поистинѣ, многіе случаи повелительно приближались ко мнѣ: но еще болѣе повелительно говорила
Я хожу среди этих людей и роняю много слов: но они не умеют ни брать, ни хранить.
Они удивляются, что я не пришел обличать их похоти и пороки; но поистине, я не пришел также предостерегать от карманных воров!
Они удивляются, что я не желаю оттачивать и обострять их мудрость: как будто у них еще не довольно тонких мудрецов, чей голос скрипит, как грифель по аспидной доске!
И когда я кричу: «Кляните всех трусливых демонов в вас, которые желали бы визжать, крестом складывать руки и поклоняться»: они восклицают: «Заратустра — нечестивец».
И особенно кричат об этом их проповедники смирения: — да, именно им люблю я кричать в самое ухо: Да! Я — Заратустра, нечестивец!
Проповедники смирения! Всюду, где есть слабость, болезнь и гниение, они ползают, как вши; и только мое отвращение мешает мне давить их.
Ну, что ж! Вот моя проповедь для их ушей: я — Заратустра, нечестивец, который говорит: «кто нечестивее меня, чтобы я мог радоваться его наставлению?»
Я — Заратустра, нечестивец: где найду я подобных себе? Подобны мне все, кто отдают себя самих своей воле и сбрасывают с себя всякое смирение.
Я — Заратустра, нечестивец: я варю каждый случай в своем котле. И только когда он там вполне сварится, я приветствую его, как мою пищу.
И поистине, многие случаи повелительно приближались ко мне: но еще более повелительно говорила
