Хотя немного разума, крупица мудрости разсѣяны отъ звѣзды до звѣзды, — эта закваска примѣшана ко всѣмъ вещамъ: изъ-за безумія примѣшана мудрость ко всѣмъ вещамъ!
Немного мудрости еще возможно; но эту блаженную увѣренность находилъ я во всѣхъ вещахъ: онѣ предпочитаютъ танцовать — на ногахъ случая.
О, небо надо мною, ты, чистое, высокое! Теперь для меня въ томъ твоя чистота, что нѣтъ вѣчнаго паука-разума и паутины его:
что ты мѣсто танцевъ для божественныхъ игральныхъ костей и играющихъ въ нихъ! —
Но ты краснѣешь? Не сказалъ ли я того, чего нельзя высказывать? Не произнесъ ли я хулы, желая благословить тебя?
Или покраснѣлъ ты отъ стыда, что находимся мы вдвоемъ? — Не приказываешь ли ты мнѣ удалиться и замолчать, ибо теперь — день приближается?
Міръ — глубина; — глубь эта дню едва видна. Не все дерзаетъ говорить передъ лицомъ дня. Но день приближается: и мы должны теперь разстаться!
О, небо надо мною, ты, стыдливое, пылающее! О, ты мое счастье передъ восходомъ солнца! День приближется: и мы должны теперь разстаться!»
Такъ говорилъ Заратустра.
Спустившись на сушу, Заратустра не направился прямо на свою гору и въ свою пещеру, а прошелся по разнымъ дорогамъ, всюду задавая вопросы и освѣ-
Хотя немного разума, крупица мудрости рассеяны от звезды до звезды, — эта закваска примешана ко всем вещам: из-за безумия примешана мудрость ко всем вещам!
Немного мудрости еще возможно; но эту блаженную уверенность находил я во всех вещах: они предпочитают танцевать — на ногах случая.
О, небо надо мною, ты, чистое, высокое! Теперь для меня в том твоя чистота, что нет вечного паука-разума и паутины его:
что ты место танцев для божественных игральных костей и играющих в них! —
Но ты краснеешь? Не сказал ли я того, чего нельзя высказывать? Не произнес ли я хулы, желая благословить тебя?
Или покраснел ты от стыда, что находимся мы вдвоем? — Не приказываешь ли ты мне удалиться и замолчать, ибо теперь — день приближается?
Мир — глубина; — глубь эта дню едва видна. Не всё дерзает говорить перед лицом дня. Но день приближается: и мы должны теперь расстаться!
О, небо надо мною, ты, стыдливое, пылающее! О, ты мое счастье перед восходом солнца! День приближется: и мы должны теперь расстаться!»
Так говорил Заратустра.
Спустившись на сушу, Заратустра не направился прямо на свою гору и в свою пещеру, а прошелся по разным дорогам, всюду задавая вопросы и осве-
