всего больше всѣхъ тихонько ступающихъ, половинчатыхъ и неопредѣленныхъ, нерѣшительныхъ, медлительныхъ, какъ ползущія облака.
И «кто не можетъ благословлять, долженъ научиться проклинать» — это свѣтлое наставленіе упало мнѣ съ яснаго неба, эта звѣзда блеститъ даже въ темныя ночи на моемъ небѣ.
Но я благословляю и утверждаю, если только ты окружаешь меня, ты, чистое, ясное, ты, бездна свѣта! — во всѣ бездна несу я тогда свое благословляющее утвержденіе.
Я сталъ благословляющимъ и утверждающимъ: я долго боролся и былъ борцомъ, чтобы имѣть наконецъ руки свободными для благословленія.
И вотъ мое благословеніе: надъ каждою вещью быть ея собственнымъ небомъ, ея круглымъ куполомъ, ея лазурнымъ колоколомъ и вѣчнымъ спокойствіемъ: и блаженъ, кто такъ благословляетъ!
Ибо всѣ вещи крещены у источника вѣчности и по ту сторону добра и зла; а добро и зло суть только бѣгущія тѣни, влажная скорбь и ползущія облака.
Поистинѣ, это благословеніе, а на хула, когда я учу: «надъ всѣми вещами стоитъ небо случай, небо невинность, небо дерзновеніе».
«Случай» — это самая древняя аристократія міра, ее возвратилъ я всѣмъ вещамъ, я избавилъ ихъ отъ подчиненія цѣли.
Эту свободу и это небо спокойствіе поставилъ я, какъ лазурный колоколъ, надъ всѣми вещами, когда я училъ, что надъ нами и чрезъ нихъ никакая «вѣчная воля» — не хочетъ.
Это дерзновеніе и это безуміе поставилъ я на мѣсто той воли, когда я училъ: «всюду одно не возможно — разумный смыслъ!»
всего больше всех тихонько ступающих, половинчатых и неопределенных, нерешительных, медлительных, как ползущие облака.
И «кто не может благословлять, должен научиться проклинать» — это светлое наставление упало мне с ясного неба, эта звезда блестит даже в темные ночи на моем небе.
Но я благословляю и утверждаю, если только ты окружаешь меня, ты, чистое, ясное, ты, бездна света! — во все бездна несу я тогда свое благословляющее утверждение.
Я стал благословляющим и утверждающим: я долго боролся и был борцом, чтобы иметь наконец руки свободными для благословления.
И вот мое благословение: над каждою вещью быть её собственным небом, её круглым куполом, её лазурным колоколом и вечным спокойствием: и блажен, кто так благословляет!
Ибо все вещи крещены у источника вечности и по ту сторону добра и зла; а добро и зло суть только бегущие тени, влажная скорбь и ползущие облака.
Поистине, это благословение, а на хула, когда я учу: «над всеми вещами стоит небо случай, небо невинность, небо дерзновение».
«Случай» — это самая древняя аристократия мира, ее возвратил я всем вещам, я избавил их от подчинения цели.
Эту свободу и это небо спокойствие поставил я, как лазурный колокол, над всеми вещами, когда я учил, что над нами и чрез них никакая «вечная воля» — не хочет.
Это дерзновение и это безумие поставил я на место той воли, когда я учил: «всюду одно не возможно — разумный смысл!"
