Какъ на морѣ, жилъ ты въ одиночествѣ, и море носило тебя. Увы! ты хочешь выйти на сушу? Ты хочешь снова самъ таскать свое тѣло?»
Заратустра отвѣчалъ: «Я люблю людей».
«Развѣ не потому, сказалъ святой, ушелъ и я въ лѣсъ и пустыню? Развѣ не потому, что и я слишкомъ любилъ людей?
Теперь люблю я бога: людей не люблю я. Человѣкъ для меня слишкомъ несовершененъ. Любовь къ человѣку убила бы меня».
Заратустра отвѣчалъ: «Что говорилъ я о любви! Я несу людямъ даръ».
«Не давай имъ ничего, сказалъ святой. Лучше сними съ нихъ что-нибудь и неси вмѣстѣ съ ними — это будетъ для нихъ всего лучше, если только это лучше и для тебя!
И если ты хочешь имъ дать, дай имъ не больше милостыни и еще заставь ихъ просить ее у тебя!»
«Нѣтъ, отвѣчалъ Заратустра, я не даю милостыни. Для этого я не достаточно бѣденъ».
Святой сталъ смѣяться надъ Заратустрой и такъ говорилъ: «Тогда постарайся, чтобъ они приняли твои сокровища! Они не довѣрчивы къ отшельникамъ и не вѣрятъ, что мы приходимъ, чтобы дарить.
Наши шаги по улицамъ звучатъ для нихъ слишкомъ одиноко. И если они ночью, въ своихъ кроватяхъ, услышатъ человѣка, идущаго задолго до восхода солнца, они спрашиваютъ себя: куда крадется этотъ воръ?
Не ходи же къ людямъ и оставайся въ лѣсу! Иди лучше къ звѣрямъ! Почему не хочешь ты быть, какъ я, — медвѣдемъ среди медвѣдей, птицею среди птицъ?» «А что дѣлаетъ святой въ лѣсу?» спросилъ Заратустра.
Как на море, жил ты в одиночестве, и море носило тебя. Увы! ты хочешь выйти на сушу? Ты хочешь снова сам таскать свое тело?»
Заратустра отвечал: «Я люблю людей».
«Разве не потому, сказал святой, ушел и я в лес и пустыню? Разве не потому, что и я слишком любил людей?
Теперь люблю я бога: людей не люблю я. Человек для меня слишком несовершенен. Любовь к человеку убила бы меня».
Заратустра отвечал: «Что говорил я о любви! Я несу людям дар».
«Не давай им ничего, сказал святой. Лучше сними с них что-нибудь и неси вместе с ними — это будет для них всего лучше, если только это лучше и для тебя!
И если ты хочешь им дать, дай им не больше милостыни и еще заставь их просить ее у тебя!»
«Нет, отвечал Заратустра, я не даю милостыни. Для этого я недостаточно беден».
Святой стал смеяться над Заратустрой и так говорил: «Тогда постарайся, чтоб они приняли твои сокровища! Они недоверчивы к отшельникам и не верят, что мы приходим, чтобы дарить.
Наши шаги по улицам звучат для них слишком одиноко. И если они ночью, в своих кроватях, услышат человека, идущего задолго до восхода солнца, они спрашивают себя: куда крадется этот вор?
Не ходи же к людям и оставайся в лесу! Иди лучше к зверям! Почему не хочешь ты быть, как я, — медведем среди медведей, птицею среди птиц?»
«А что делает святой в лесу?» спросил Заратустра.
