чески: о ορισμός εκ γένους και διαφορών έστίν (Τορ. 1. 8) Онъ замѣчаетъ далѣе, что только такое опредѣленіе правильно: δει μεν διά του γένους και τών διαφορών δρΚεσθαι τον καλώς όριζόμενον (тамъ же VI. 4). Но такъ какъ понятія рода и различій имѣютъ свой истинный смыслъ собственно въ естествознаніи, то истинное, или, какъ говоритъ Аристотель, хорошее опредѣленіе по преимуществу возможно только въ естествознаніи. Естествознаніе имѣетъ глубокое основаніе для преимущества своего предъ другими науками въ отношеніи къ опредѣленію, ибо содержаніе мыслимыхъ здѣсь понятій можетъ быть поставлено въ мышленіи въ твердыя границы; по тому чѣмъ болѣе науки по содержанію своему отстоятъ отъ естествознанія, тѣмъ менѣе онѣ въ состояніи дать хорошее по мысли Аристотеля опредѣленіе. Что имѣемъ мы здѣсь подъ именемъ опредѣленія, большею частію есть только уясненіе, или истолкованіе. Логика знаетъ много разныхъ прозваній этимъ не "хорошимъ" опредѣленіямъ, таковы: locatio, expositio, descriptio, illustratio, enodatio и т. д. Но всѣ эти прозванія не захватываютъ собою всѣхъ возможныхъ случаевъ не подлинныхъ или не дѣйствительныхъ опредѣленій. Понятно, что въ указанномъ Аристотелемъ смыслѣ хорошаго опредѣленія оба опредѣленія у Платона фигуры не суть правильныя опредѣленія. Ибо очевидно, что ни понятіе предѣла, ни понятіе цвѣта вовсе не суть genus proximum понятія фигуры, какъ тѣло, напримѣръ, есть genus proximum металла; равнымъ образомъ онѣ не суть также и признаки фигуры въ томъ смыслѣ, въ какомъ, напримѣръ, тяжесть есть признакъ тѣла. Что касается прежде всего до отношенія между цвѣтомъ и фигурою, то ясно, что онѣ сближаются только въ актѣ нашего чувственнаго впечатлѣнія, а въ мышленіи сами по себѣ суть два совершенно сепаратныя представленія. Цвѣтъ, принадлежа тѣлу, не условливаетъ собою самой фигуры, а только видимость ея. Что же касается до отношенія между фигурою и предѣломъ тѣла, то очевидно, что понятіе фигуры и понятіе предѣла суть вполнѣ совмѣстныя понятія. Понятія фигуры и предѣла проникаютъ другъ друга такъ, что по
чески: о ορισμός εκ γένους και διαφορών έστίν (Τορ. 1. 8) Он замечает далее, что только такое определение правильно: δει μεν διά του γένους και τών διαφορών δρΚεσθαι τον καλώς όριζόμενον (там же VI. 4). Но так как понятия рода и различий имеют свой истинный смысл собственно в естествознании, то истинное, или, как говорит Аристотель, хорошее определение по преимуществу возможно только в естествознании. Естествознание имеет глубокое основание для преимущества своего пред другими науками в отношении к определению, ибо содержание мыслимых здесь понятий может быть поставлено в мышлении в твердые границы; по тому чем более науки по содержанию своему отстоят от естествознания, тем менее они в состоянии дать хорошее по мысли Аристотеля определение. Что имеем мы здесь под именем определения, большею частью есть только уяснение, или истолкование. Логика знает много разных прозваний этим не "хорошим" определениям, таковы: locatio, expositio, descriptio, illustratio, enodatio и т. д. Но все эти прозвания не захватывают собою всех возможных случаев не подлинных или не действительных определений. Понятно, что в указанном Аристотелем смысле хорошего определения оба определения у Платона фигуры не суть правильные определения. Ибо очевидно, что ни понятие предела, ни понятие цвета вовсе не суть genus proximum понятия фигуры, как тело, например, есть genus proximum металла; равным образом они не суть также и признаки фигуры в том смысле, в каком, например, тяжесть есть признак тела. Что касается прежде всего до отношения между цветом и фигурою, то ясно, что они сближаются только в акте нашего чувственного впечатления, а в мышлении сами по себе суть два совершенно сепаратные представления. Цвет, принадлежа телу, не условливает собою самой фигуры, а только видимость её. Что же касается до отношения между фигурою и пределом тела, то очевидно, что понятие фигуры и понятие предела суть вполне совместные понятия. Понятия фигуры и предела проникают друг друга так, что по
