видимому нельзя понять ихъ связи съ вѣчно равнымъ себѣ по метафизическому содержанію понятіемъ добродѣтели.
Въ примѣчаніяхъ къ разсматриваемому мѣсту текста мы сказали, что выраженіе правильное мнѣніе, по силѣ понятія правильности, однозначитъ съ выраженіемъ знаніе, между тѣмъ какъ это послѣднее понятіе противуполагается у Платона правильному мнѣнію, что и составляетъ проблемму философской критики; и далѣе — въ томъ замѣчаніи Менона, что правильное мнѣніе субъективно вовсе не есть мѣрило истины и блага поступковъ того, кто руководится имъ въ своихъ дѣйствіяхъ — мы видѣли рѣшеніе вышеуказанной проблеммы. Здѣсь мы осмѣливаемся утверждать, что въ настоящемъ ученіи о правильномъ мнѣніи, какъ объ источникѣ добродѣтели, у Платона смѣшены два взгляда — на отношеніе мнѣнія къ знанію, какъ субъективныхъ состояній духа, и на объективное отношеніе правильнаго мнѣнія къ метафизическому содержанію добродѣтели. По первому взгляду мнѣніе (хотя бы и правильное), какъ выражается Платонъ, есть не связанное состояніе духа, т.-е. безсознательное, не обладающее собою, каково напротивъ есть подлинное знаніе; но по второму взгляду правильное мнѣніе, по силѣ понятія правильности, предполагаетъ содержаніемъ своимъ нѣчто истинное и такимъ образомъ стоитъ въ непосредственной связи съ метафизическимъ содержаніемъ добродѣтели т.-е. съ благомъ. Яснѣе: нѣчто, будучи правильнымъ мнѣніемъ, какъ мнѣніе, для того въ комъ оно есть, вовсе не есть мѣрило истинности своего содержанія и блага тѣхъ дѣйствій, которыя предпринимаются на его основаніи, что составляетъ принадлежность подлиннаго знанія; но какъ правильное мнѣніе, оно, по содержанію своему, должно быть совершенно тожественно съ подлиннымъ знаніемъ, т.-е. объективно есть истина и руководитъ къ благу· Сообразно съ такимъ пониманіемъ правильнаго мнѣнія, какъ руководительнаго начала добродѣтельныхъ дѣйствій, мы употребляли выше выраженіе тактъ души, которое, по нашему мнѣнію, наилучшимъ образомъ передаетъ мысль Платона. При такомъ толкованіи должно остаться во всей своей силѣ
видимому нельзя понять их связи с вечно равным себе по метафизическому содержанию понятием добродетели.
В примечаниях к рассматриваемому месту текста мы сказали, что выражение правильное мнение, по силе понятия правильности, однозначит с выражением знание, между тем как это последнее понятие противуполагается у Платона правильному мнению, что и составляет проблемму философской критики; и далее — в том замечании Менона, что правильное мнение субъективно вовсе не есть мерило истины и блага поступков того, кто руководится им в своих действиях — мы видели решение вышеуказанной проблеммы. Здесь мы осмеливаемся утверждать, что в настоящем учении о правильном мнении, как об источнике добродетели, у Платона смешены два взгляда — на отношение мнения к знанию, как субъективных состояний духа, и на объективное отношение правильного мнения к метафизическому содержанию добродетели. По первому взгляду мнение (хотя бы и правильное), как выражается Платон, есть не связанное состояние духа, т. е. бессознательное, не обладающее собою, каково напротив есть подлинное знание; но по второму взгляду правильное мнение, по силе понятия правильности, предполагает содержанием своим нечто истинное и таким образом стоит в непосредственной связи с метафизическим содержанием добродетели т. е. с благом. Яснее: нечто, будучи правильным мнением, как мнение, для того в ком оно есть, вовсе не есть мерило истинности своего содержания и блага тех действий, которые предпринимаются на его основании, что составляет принадлежность подлинного знания; но как правильное мнение, оно, по содержанию своему, должно быть совершенно тожественно с подлинным знанием, т. е. объективно есть истина и руководит к благу· Сообразно с таким пониманием правильного мнения, как руководительного начала добродетельных действий, мы употребляли выше выражение такт души, которое, по нашему мнению, наилучшим образом передает мысль Платона. При таком толковании должно остаться во всей своей силе
