(Мен. 73. С.) — какъ выражается Платонъ совершенно тожественно въ томъ и другомъ случаѣ. Собственно говоря, вопросы: что такое добродѣтель, что такое знаніе, пока не было опредѣлено, что въ нихъ дѣло идетъ о знаніи по понятію, о добродѣтели по понятію, одинаково подлежали обсужденію какъ философскаго мышленія, такъ и общаго смысла. Но коль скоро указанныя выраженія точно опредѣлила подлинную натуру вопросовъ, то съ этого момента они явились подлинно философскими вопросами. Чрезъ эти выраженія Платонъ вывелъ ихъ изъ области общаго смысла въ область философскаго, абстрактнаго мышленія; изъ простыхъ вопросовъ они стали философскими апоріями (άπορίαι). Что же касается до Менона, Теэтета и лругихъ лицъ, то всѣ они въ томъ или другомъ діалогѣ Платона обыкновенно высказываютъ только то, что прежде всего лежитъ въ путяхъ діалектическаго мышленія самого философа: они высказываютъ взгляды общаго смысла, или то что Аристотель выразительно называлъ обыкновенно τά ένδοξα.
Но вооружая свое мышленіе діалектикою на борьбу съ убѣжденіями общаго смысла, на борьбу съ этимъ νόμος πάντων βασιλεύς, какъ говоритъ Геродотъ (III. 38. разумѣя подъ нимъ всю область господствующихъ въ обществѣ воззрѣній, какъ моральныхъ, такъ соціальныхъ и политическихъ) — Платонъ съ своей стороны хотѣлъ однако только исполнить его а не разорить. Та діалектическая критика, которой подвергалъ онъ въ своемъ мышленіи догму этого царя-закона — догму πανταχοϋ ακίνητον — опирается какъ мы знаемъ, на общія непреложныя начала разума; но въ тоже время онъ самъ былъ полонъ волею и мыслію этого царя-закона, потому конечно не свысока относился къ нему, но съ достоинствомъ, не спроста, но со всею осторожностію мудрости — πραότερον και διαλεκτικώτερον.
И вотъ, когда критика бросаетъ негодныя болѣе орудія своей интерпретаціи — эти вѣчныя lusus Socratis и vanitas sophistarum — потому что онѣ ничего уже не могутъ объяснить въ настоящемъ случаѣ, въ томъ мѣстѣ, о которомъ
(Мен. 73. С.) — как выражается Платон совершенно тожественно в том и другом случае. Собственно говоря, вопросы: что такое добродетель, что такое знание, пока не было определено, что в них дело идет о знании по понятию, о добродетели по понятию, одинаково подлежали обсуждению как философского мышления, так и общего смысла. Но коль скоро указанные выражения точно определила подлинную натуру вопросов, то с этого момента они явились подлинно философскими вопросами. Чрез эти выражения Платон вывел их из области общего смысла в область философского, абстрактного мышления; из простых вопросов они стали философскими апориями (άπορίαι). Что же касается до Менона, Теэтета и лругих лиц, то все они в том или другом диалоге Платона обыкновенно высказывают только то, что прежде всего лежит в путях диалектического мышления самого философа: они высказывают взгляды общего смысла, или то что Аристотель выразительно называл обыкновенно τά ένδοξα.
Но вооружая свое мышление диалектикою на борьбу с убеждениями общего смысла, на борьбу с этим νόμος πάντων βασιλεύς, как говорит Геродот (III. 38. разумея под ним всю область господствующих в обществе воззрений, как моральных, так социальных и политических) — Платон с своей стороны хотел однако только исполнить его а не разорить. Та диалектическая критика, которой подвергал он в своем мышлении догму этого царя-закона — догму πανταχοϋ ακίνητον — опирается как мы знаем, на общие непреложные начала разума; но в тоже время он сам был полон волею и мыслью этого царя-закона, потому конечно не свысока относился к нему, но с достоинством, не спроста, но со всею осторожностью мудрости — πραότερον και διαλεκτικώτερον.
И вот, когда критика бросает негодные более орудия своей интерпретации — эти вечные lusus Socratis и vanitas sophistarum — потому что они ничего уже не могут объяснить в настоящем случае, в том месте, о котором
