ιοβ
прочихъ наукахъ вращается въ сферѣ мнѣній, стараясь привести ихъ въ порядокъ, и если обращается къ изысканію природы вещей, то занято собственно вопросомъ о томъ, какъ что существуетъ, чему оно подвержено, что само производитъ т.-е. занято несущимъ, но бывающимъ, бывшимъ и будущимъ. Въ этой области нѣтъ ничего, что могло бы имѣть значеніе точнѣйшей истины (Филебъ Гл. 35. стр. 57—8 — 9). Итакъ истинная наука, по мнѣнію Платона, есть діалектика, или истинное, подлинно научное знаніе есть знаніе данное въ путяхъ діалектическаго мышленія. Изъ Аристотеля остается для насъ непонятнымъ смыслъ того особаго внутренняго опредѣленія мышленія, въ которомъ оно есть діалектика. Аристотель, какъ мы видѣли, смотритъ на діалектику только какъ на одинъ изъ путей доказательства, какъ на особый способъ изложенія мыслей; Платонъ напротивъ въ приведенныхъ выше словахъ открываетъ предъ нами истинную натуру діалектическаго мышленія. Это мышленіе, которое не знаетъ чуждой для него сферы опыта, которое движется "внѣ всякихъ ощущеній." Оно не изслѣдуетъ только общія начала знанія, но само полное сознаніемъ этихъ началъ, слагаясь изъ нихъ, идя διά του λόγου, какъ говоритъ Платонъ, или διά την έν τοΐς λόγοις σκεψιν, какъ говоритъ Аристотель, оно изслѣдуетъ предъ судомъ этихъ началъ то, что дано въ опытѣ и хочетъ постигнуть это данное такимъ, какимъ оно должно быть по смыслу мышленія, а не такимъ, каково оно "въ варварской для мышленія грязи предлежащаго бытія." Діалектическій процессъ мышленія открывается тогда, когда оно обращается къ опыту. Здѣсь т.-е. въ опытѣ на каждомъ шагу встрѣчаются такія сочетанія понятій, которыя въ критическомъ на нихъ взглядѣ, со стороны общихъ началъ мышленія, оказываются ложными, обсурдными, не мыслимыми. Отсюда исканіе, энергія — характеристическая особенность діалектическаго мышленія, на которую указываетъ Платонъ въ приведенномъ выше мѣстѣ изъ Менона. Вслѣдствіе того же самаго положенія діалектическаго мышленія въ отношеніи къ опыту, Платонъ отличаетъ его и отъ мышленія въ преніяхъ,
ιοβ
прочих науках вращается в сфере мнений, стараясь привести их в порядок, и если обращается к изысканию природы вещей, то занято собственно вопросом о том, как что существует, чему оно подвержено, что само производит т. е. занято несущим, но бывающим, бывшим и будущим. В этой области нет ничего, что могло бы иметь значение точнейшей истины (Филеб Гл. 35. стр. 57—8 — 9). Итак истинная наука, по мнению Платона, есть диалектика, или истинное, подлинно научное знание есть знание данное в путях диалектического мышления. Из Аристотеля остается для нас непонятным смысл того особого внутреннего определения мышления, в котором оно есть диалектика. Аристотель, как мы видели, смотрит на диалектику только как на один из путей доказательства, как на особый способ изложения мыслей; Платон напротив в приведенных выше словах открывает пред нами истинную натуру диалектического мышления. Это мышление, которое не знает чуждой для него сферы опыта, которое движется "вне всяких ощущений." Оно не исследует только общие начала знания, но само полное сознанием этих начал, слагаясь из них, идя διά του λόγου, как говорит Платон, или διά την έν τοΐς λόγοις σκεψιν, как говорит Аристотель, оно исследует пред судом этих начал то, что дано в опыте и хочет постигнуть это данное таким, каким оно должно быть по смыслу мышления, а не таким, каково оно "в варварской для мышления грязи предлежащего бытия." Диалектический процесс мышления открывается тогда, когда оно обращается к опыту. Здесь т. е. в опыте на каждом шагу встречаются такие сочетания понятий, которые в критическом на них взгляде, со стороны общих начал мышления, оказываются ложными, обсурдными, не мыслимыми. Отсюда искание, энергия — характеристическая особенность диалектического мышления, на которую указывает Платон в приведенном выше месте из Менона. Вследствие того же самого положения диалектического мышления в отношении к опыту, Платон отличает его и от мышления в прениях,
