дѣляется діалектически: онъ требуетъ, чтобы душа сама себя вопрошала и сама же себѣ отвѣчала, т.-е. молча говорила сама съ собою, какъ сказано у Платона. Отсюда ясно, что діалектическое мышленіе, каково бы оно ни было само въ себѣ, таково только въ процессѣ; каждая отдѣльная мысль, взятая внѣ процесса, не запечатлѣна никакою особенною печатью діалектики: діалектическій характеръ принадлежитъ не той или другой мысли, не тому или другому воззрѣнію, но цѣлому ходу мышленія, цѣлому процессу. Итакъ вотъ откуда беретъ свое начало діалогическая форма сочиненій Платона. Но въ чемъ же состоитъ основная функція діалектическаго мышленія?
Оставляя въ сторонѣ воззрѣніе на діалектику позднѣйшей философіи, остановимся на воззрѣніи Аристотеля. Первоначальникъ того мышленія, которое имѣетъ мѣсто въ наукахъ, т.-е. мышленія, допускающаго себѣ опредѣленіе со стороны опыта, Аристотель разширилъ интересы своего мышленія далѣе того круга, въ которомъ вращается мысль Платона, такъ чго хотя въ его мышленіи имѣютъ еще силу интересы истинной діалектики, но часто они уступаютъ интересамъ простаго опыта; вслѣдствіе этого воззрѣніе Аристотеля на діалектику не выражаетъ всего того смысла, который заключается въ діалектикѣ Платона, и даже само по себѣ оно не представляется достаточно цѣльнымъ, напротивъ оно не ясно и сбивчиво. Любопытная задача критики могла бы состоять въ томъ, чтобы свести всѣ замѣчанія Аристотеля о діалектикѣ къ одному общему основному воззрѣнію; если же вслѣдствіе разногласія выраженій это окажется невозможнымъ, то любопытно было бы вникнуть глубже въ причину этого разногласія. Мы съ своей стороны въ настоящее время не можемъ заниматься эгимъ вопросомъ, но думаемъ, что воззрѣніе Аристотеля на діалектику легко объяснится только при томъ условіи, если мы уяснимъ себѣ отношеніе его мышленія къ опыту. Существенное въ воззрѣніи Аристотеля на діалектику состоитъ въ томъ, чго онъ ставитъ ее въ тѣсную связь съ логикою и потому разсматриваетъ ее въ связи съ
деляется диалектически: он требует, чтобы душа сама себя вопрошала и сама же себе отвечала, т. е. молча говорила сама с собою, как сказано у Платона. Отсюда ясно, что диалектическое мышление, каково бы оно ни было само в себе, таково только в процессе; каждая отдельная мысль, взятая вне процесса, не запечатлена никакою особенною печатью диалектики: диалектический характер принадлежит не той или другой мысли, не тому или другому воззрению, но целому ходу мышления, целому процессу. Итак вот откуда берет свое начало диалогическая форма сочинений Платона. Но в чём же состоит основная функция диалектического мышления?
Оставляя в стороне воззрение на диалектику позднейшей философии, остановимся на воззрении Аристотеля. Первоначальник того мышления, которое имеет место в науках, т. е. мышления, допускающего себе определение со стороны опыта, Аристотель расширил интересы своего мышления далее того круга, в котором вращается мысль Платона, так чго хотя в его мышлении имеют еще силу интересы истинной диалектики, но часто они уступают интересам простого опыта; вследствие этого воззрение Аристотеля на диалектику не выражает всего того смысла, который заключается в диалектике Платона, и даже само по себе оно не представляется достаточно цельным, напротив оно не ясно и сбивчиво. Любопытная задача критики могла бы состоять в том, чтобы свести все замечания Аристотеля о диалектике к одному общему основному воззрению; если же вследствие разногласия выражений это окажется невозможным, то любопытно было бы вникнуть глубже в причину этого разногласия. Мы с своей стороны в настоящее время не можем заниматься эгим вопросом, но думаем, что воззрение Аристотеля на диалектику легко объяснится только при том условии, если мы уясним себе отношение его мышления к опыту. Существенное в воззрении Аристотеля на диалектику состоит в том, чго он ставит ее в тесную связь с логикою и потому рассматривает ее в связи с
