отъ честности и отъ другой добродѣтели. Чтобы отличить ихъ одну отъ другой, мы должны прибѣгать къ воображенію, къ опыту, однимъ словомъ къ явленіямъ даннымъ въ дѣйствительности.
Итакъ, строго говоря, понятіе добродѣтели само по себѣ, т.-е. не будучи связано въ мышленіи съ субстанціею, не можетъ быть опредѣлено подлиннымъ научнымъ опредѣленіемъ, а только уяснено, продуцировано, или какъ нибудь иначе поставлено въ немъ. Это значитъ, что внѣ понятія субстанціи оно можетъ встрѣтиться въ разнообразныхъ формахъ рѣчи, но не можетъ быть принято въ логическія формы мышленія. Таковы тѣ формы рѣчи, какъ описанія, въ которыхъ думалъ опредѣлить это понятіе Менонъ; таковы эти указываемыя въ Логикахъ подобія опредѣленія, о которыхъ мы говорили выше, какъ-то: expositio, explicatio и т. д. Итакъ мы имѣемъ въ своемъ мышленіи понятіе добродѣтели, только какъ обозначеніе того матеріала впечатлѣній, который данъ намъ непосредственно въ разныхъ добродѣтеляхъ, и метафизически принуждены относить этотъ матеріалъ къ свойствамъ той субстанціи, отъ которой мы получаемъ впечатлѣнія добродѣтели. Аристотель такимъ образомъ правъ, когда добродѣтель называетъ качествомъ души и притомъ въ формѣ έ'Ηις въ отличіе отъ διάθεσις, т.-е. видитъ въ ней болѣе продолжительное и менѣе измѣнчивое свойство души. (Eth.11.4. Cat.8). Дѣйствительно понятіе добродѣтели получаетъ въ нашемъ мышленіи законное положеніе не иначе, какъ если мы приведемъ его въ связь съ понятіемъ субстанціи души. Въ душѣ какъ субстанціи мы должны признать такое общее качество, или состояніе, которое выступаетъ въ цѣломъ рядѣ совершенно различныхъ дѣйствій, разсматриваемыхъ нами какъ та или другая добродѣтель. Только при такомъ метафизически правильномъ помѣщеніи въ нашемъ мышленіи ионятія добродѣтели, каждая отдѣльная добродѣтель можетъ быть мыслима въ такой же мѣрѣ добродѣтелью, какъ и другая, безъ нарушенія при этомъ закона тожества: ибо натура души, какъ натура всякой субстанціи, какъ основательно замѣчаетъ Аристо-
от честности и от другой добродетели. Чтобы отличить их одну от другой, мы должны прибегать к воображению, к опыту, одним словом к явлениям данным в действительности.
Итак, строго говоря, понятие добродетели само по себе, т. е. не будучи связано в мышлении с субстанциею, не может быть определено подлинным научным определением, а только уяснено, продуцировано, или как нибудь иначе поставлено в нём. Это значит, что вне понятия субстанции оно может встретиться в разнообразных формах речи, но не может быть принято в логические формы мышления. Таковы те формы речи, как описания, в которых думал определить это понятие Менон; таковы эти указываемые в Логиках подобия определения, о которых мы говорили выше, как-то: expositio, explicatio и т. д. Итак мы имеем в своем мышлении понятие добродетели, только как обозначение того материала впечатлений, который дан нам непосредственно в разных добродетелях, и метафизически принуждены относить этот материал к свойствам той субстанции, от которой мы получаем впечатления добродетели. Аристотель таким образом прав, когда добродетель называет качеством души и притом в форме έ'Ηις в отличие от διάθεσις, т. е. видит в ней более продолжительное и менее изменчивое свойство души. (Eth.11.4. Cat.8). Действительно понятие добродетели получает в нашем мышлении законное положение не иначе, как если мы приведем его в связь с понятием субстанции души. В душе как субстанции мы должны признать такое общее качество, или состояние, которое выступает в целом ряде совершенно различных действий, рассматриваемых нами как та или другая добродетель. Только при таком метафизически правильном помещении в нашем мышлении ионятия добродетели, каждая отдельная добродетель может быть мыслима в такой же мере добродетелью, как и другая, без нарушения при этом закона тожества: ибо натура души, как натура всякой субстанции, как основательно замечает Аристо-
