ко сходные признаки, данные въ этихъ представленіяхъ, отбрасывая несходныя. Этому воззрѣнію на понятіе, поскольку имѣется въ виду истинное понятіе, недостаетъ одной существенной черты, именно реальности или субстанціальности, которая однако составляетъ въ нашемъ мышленіи истинную почву того метафизическаго смысла, въ которомъ мышленіе трактуетъ содержаніе понятія. Истинное понятіе, т.-е. такое, которое способно ко всѣмъ логическимъ операціямъ съ нимъ мышленія, для этого послѣдняго прежде всего означаетъ субстанцію. Субстанція есть та почва, съ которой не сходитъ мышленіе во всемъ процессѣ тѣхъ разнообразныхъ своихъ операцій, которыя оно совершаетъ съ понятіями. Возьмемъ здѣсь въ примѣръ золото. Мы разсматриваемъ это понятіе какъ видовое понятіе металла. Собственно говоря, золота какъ золота въ дѣйствительности нѣтъ, какъ нѣтъ металла, но есть нѣчто золотое; тѣмъ не менѣе золото имѣетъ въ нашемъ мышленіи значеніе понятія, не потому что есть нѣчто золотое, не какъ качество предмета, но какъ сама субстанція, т.-е. какъ такая реальность, качество которой безраздѣльно принадлежитъ тому, чѣмъ только не случится ей быть въ дѣйствительности. Тоже самое имѣетъ мѣсто и относительно болѣе широкихъ по объему понятій металла, тѣла. Хотя не существуетъ ничего какъ металлъ или тѣло, но для мышленія онѣ суть подлинныя понятія, потому что содержаніе ихъ субстанціально во всемъ томъ, чѣмъ бы имъ не пришлось быть въ дѣйствительности. Этою солидарностію въ нашемъ мышленіи всего того, что есть подлинное понятіе, съ мыслію о субстанціи и условливается возможность истиннаго опредѣленія понятій, т.-е. познаніе ихъ содержанія въ твердыхъ предѣлахъ. Въ самомъ дѣлѣ, еслибы понятіе, напримѣръ, дерева выражало только мыслимую сущность явленій, т.-е. отвѣчало бы только требованіямъ единства, неизмѣняемости и общегодности ихъ опредѣленій въ мышленіи, означая собою только сумму ихъ общихъ и постоянныхъ признаковъ, (какъ говорится это часто въ Логикахъ), то "для ученаго ботаника дѣйствительно оно ничего бы не означало." Но такъ какъ съ
ко сходные признаки, данные в этих представлениях, отбрасывая несходные. Этому воззрению на понятие, поскольку имеется в виду истинное понятие, недостает одной существенной черты, именно реальности или субстанциальности, которая однако составляет в нашем мышлении истинную почву того метафизического смысла, в котором мышление трактует содержание понятия. Истинное понятие, т. е. такое, которое способно ко всем логическим операциям с ним мышления, для этого последнего прежде всего означает субстанцию. Субстанция есть та почва, с которой не сходит мышление во всём процессе тех разнообразных своих операций, которые оно совершает с понятиями. Возьмем здесь в пример золото. Мы рассматриваем это понятие как видовое понятие металла. Собственно говоря, золота как золота в действительности нет, как нет металла, но есть нечто золотое; тем не менее золото имеет в нашем мышлении значение понятия, не потому что есть нечто золотое, не как качество предмета, но как сама субстанция, т. е. как такая реальность, качество которой безраздельно принадлежит тому, чем только не случится ей быть в действительности. Тоже самое имеет место и относительно более широких по объему понятий металла, тела. Хотя не существует ничего как металл или тело, но для мышления они суть подлинные понятия, потому что содержание их субстанциально во всём том, чем бы им не пришлось быть в действительности. Этою солидарностью в нашем мышлении всего того, что есть подлинное понятие, с мыслью о субстанции и условливается возможность истинного определения понятий, т. е. познание их содержания в твердых пределах. В самом деле, если бы понятие, например, дерева выражало только мыслимую сущность явлений, т. е. отвечало бы только требованиям единства, неизменяемости и общегодности их определений в мышлении, означая собою только сумму их общих и постоянных признаков, (как говорится это часто в Логиках), то "для ученого ботаника действительно оно ничего бы не означало." Но так как с
