дѣльныхъ членовъ общества, иначе говоря, они построены на отрицаніи самостоятельнаго проявленія личности, которая вполнѣ поглощается обществомъ. Такъ какъ жизнь въ такихъ первобытныхъ обществахъ, какую бы форму они не принимали, сосредоточивается на цѣломъ, то личность въ нихъ вполнѣ подавлена общимъ строемъ, который строго регламентируетъ по тѣмъ или другимъ обыкновенно чисто внѣшнимъ особенностямъ ея положеніе въ государствѣ, подчиняя контролю всѣ ея проявленія, не исключая даже убѣжденій, образа мыслей и пр.
Вѣрнѣе сказать, личность въ общественномъ смыслѣ здѣсь не существуетъ, она признается самое большее въ семейномъ очагѣ, хотя и здѣсь ея роль вводится въ опредѣленныя рамки, освященныя обычаемъ. Рабство и гнетъ съ одной стороны и деспотство власти съ другой являлись той естественной формой, въ которую выливались всѣ взаимоотношенія личности и общества въ такихъ первобытныхъ культурахъ. Основанныя на отрицаніи личности эти культуры признавали вполнѣ умѣстнымъ и законнымъ примѣненіе пытокъ и казней и даже совмѣщали съ общественными интересами всѣ ужасы инквизиціи.
Это порабощеніе личности проявлялось не въ однихъ только отношеніяхъ ея къ обществу, но и въ религіозныхъ вѣрованіяхъ и даже въ наукѣ.
Съ теченіемъ времени однако выяснилось, что отрицаніе личности носитъ въ себѣ и зародышъ разложенія общества. Несмотря на утонченную регламентацію всякаго внѣшняго проявленія личности и кажущійся внѣшній порядокъ, внутренняя сила общества стала изсякать вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ оказалось, что оно состоитъ изъ рабовъ съ одной стороны и властителей съ другой.
Благодаря этому, даже такіе государственные колоссы, какъ древняя Римская имперія, распадались отъ сравнительно незначительнаго внѣшняго толчка. Да и могло ли быть иначе, когда верхніе слои общества развращались богатствомъ и упоеніемъ власти, а низшіе слои представляли изъ себя нищихъ и рабовъ со всѣми присущими имъ нравственными качествами и пороками. Къ сожалѣнію внутренній смыслъ такихъ событій, какъ разложеніе древней Римской
