показать Гонтѣ, что безъ бою городъ не сдастся, и что для защиты его потребуютъ всѣ средства, на сколько это будетъ возможно, осажденные въ городѣ стали стрѣлять въ непріятеля. Затѣмъ всѣ разошлись. Евреи-же стеклись въ синагогу и стали умолять Всевышняго сжалиться надъ ними, ради невинныхъ и безгрѣшныхъ дѣтей. Комиссаръ-же сѣлъ на лошадь и, обнаживъ саблю, сталъ разгонять собравшихся у воротъ города евреевъ и магнатовъ.(!) „Не стрѣляйте, сказалъ онъ, ибо я заключилъ съ ними перемиріе“. Узнавъ это, буяны еще ближе придвинулись къ городу. Панъ Марковскій 1), видя это, съ крикомъ набросился на комиссара, желавшаго открыть непріятелю ворота... Ибо стоило только пану Марковскому захотѣть, и ни одной разбойничьей ноги не осталось-бы (?). Ты хочешь, говорилъ онъ комиссару, чтобы весь міръ плакалъ и проклиналъ тебя. Убѣдившись, что слова его не подѣйствовали на комиссара, панъ Марковскій прибѣжалъ къ городскимъ воротамъ съ тѣмъ, чтобы стрѣлять въ буяновъ. Но сюда поспѣшилъ комиссаръ и, желая лишить пушку возможности стрѣлятъ, заклепалъ ее. Тогда разъяренная толпа съ страшнымъ шумомъ ворвалась въ городъ. Началась ужасная рѣзня. Со всѣхъ сторонъ текли ручьи крови; были слышны только раздирающіе душу крики тѣхъ, которыхъ рѣзали и которые умирали, проклиная Гонту. Со времени основанія Польши не было еще такого несчастья, причинявшаго такую мучительную смерть столькимъ полякамъ и евреямъ. Прежде всего они стали рѣзать евреевъ, и никому не давали пощады. Несчастныя(?оп) дѣти умоляли разбойниковъ дарить жизнь ихъ родителямъ. Гонта велѣлъ умертвить ихъ за это жесточайшимъ способомъ. Всѣхъ дѣтей связали, колесовали и лошадьми ихъ растоптали. Затѣмъ поймали они одну необыкновенной красоты дѣвушку—отца ея звали рабби Моисей святой—и стали ее принуждать креститься, обѣщая подарить ей жизнь. Но она въ страшномъ гнѣвѣ стала говорить своимъ мучителямъ: „Изверги, какъ смѣете вы принудить меня на такой
1) Хорунжій Марковскій не соглашался отпереть ворота, но Младановичъ настаивалъ. Зап. Тучапскаго.
