дѣлъ къ невыгодѣ спекулянтовъ и омрачили надежды послѣднихъ. Такъ какъ весь оборотный капиталъ былъ завязанъ въ товарахъ, то ничего болѣе не оставалось, какъ прибѣгнуть къ кредиту, или точнѣе говоря, къ созданію фиктивныхъ средствъ черезъ злоупотребленіе векселями. Этого рода злоупотребленіе приняло между Гамбургомъ и Скандинавскими государствами съ одной стороны и Англіей — съ другой, такіе размѣры, о которыхъ до этого не имѣли понятія даже времена самой отчаянной спекуляціи, предшествовавшія кризису 1763 г. Продолжительная зима еще болѣе усилила это напряженное состояніе, и, между тѣмъ какъ плата за наемъ помѣщеній для складовъ дошла до невыносимой дороговизны, дисконтъ поднялся до 12%.
Неразлучный спутникъ необузданной спекуляціи — расточительность и безумная роскошь, — былъ и въ этомъ періодѣ на лицо.
Старожилы, бывшіе свидѣтелями кризиса 1763 г., должны бы были по всѣмъ этимъ признакамъ предугадать приближеніе кризиса. Дороговизна платы за наемъ складовъ и высота дисконта ясно указывали, что кредитъ дальше не можетъ выдерживать такого напряженія и что мыльный пузырь готовъ лопнуть. Но и теперь, какъ и прежде, никто не видѣлъ и не слышалъ того, что дѣлалось вокругъ, или не хотѣлъ видѣть и слышать. Всякій надѣялся, что прежде, чѣмъ настанетъ погромъ, самъ онъ съ своимъ имуществомъ успѣетъ отретироваться въ безопасное мѣстечко. Дутые векселя продолжали выдаваться очертя голову. Наиболѣе ловкіе спекулянты держали въ главнѣйшихъ центрахъ для учета векселей такъ называемыхъ „коньковъ“ (Pferde), — т. е. подставныхъ личностей, не имѣвшихъ ни гроша за душою, и которыя за ничтожное вознагражденіе дозволяли писать на свое имя векселя на сотни тысячъ, причемъ, по наступленіи срока платежа, векселя эти покрывались новыми векселями. Въ Англіи дошло до того, что въ Лондонѣ выпустили на 1½ милліона ф. ст. подложныхъ векселей, будто бы выданныхъ гамбургскими фирмами, — фактъ, существованіе котораго Питтъ вынужденъ былъ признать передъ парламентомъ.
Кризисъ былъ неминуемъ. Когда начался погромъ и одна фирма за другою стали банкротиться, сдѣлалось очевидно, что бѣдствіе превосходитъ по своимъ размѣрамъ то, которое было пережито въ 1763 г., что оно расшатало торговлю въ самыхъ основаніяхъ ея и нанесло ей такія раны, отъ которыхъ ей долгіе годы не оправиться. По крайней мѣрѣ громадныя суммы, на которыя объявлялись банкротства, доказывали, что злоупотребленіе векселями, пущенными въ обращеніе, было гораздо значительнѣе, чѣмъ въ 1763 г. Паника была такъ велика и застой въ дѣлахъ, вызванный исчезновеніемъ довѣрія, такъ ужасенъ, что пришлось отступить отъ политики, принятой въ 1763 году и состоявшей въ томъ, что кризисъ былъ предоставленъ собственному естественному те-
дел к невыгоде спекулянтов и омрачили надежды последних. Так как весь оборотный капитал был завязан в товарах, то ничего более не оставалось, как прибегнуть к кредиту, или, точнее говоря, к созданию фиктивных средств через злоупотребление векселями. Этого рода злоупотребление приняло между Гамбургом и скандинавскими государствами, с одной стороны, и Англией, — с другой, такие размеры, о которых до этого не имели понятия даже времена самой отчаянной спекуляции, предшествовавшие кризису 1763 года. Продолжительная зима еще более усилила это напряженное состояние, и между тем как плата за наем помещений для складов дошла до невыносимой дороговизны, дисконт поднялся до 12%.
Неразлучный спутник необузданной спекуляции — расточительность и безумная роскошь — был и в этом периоде налицо.
Старожилы, бывшие свидетелями кризиса 1763 года, должны бы были по всем этим признакам предугадать приближение кризиса. Дороговизна платы за наем складов и высота дисконта ясно указывали, что кредит дальше не может выдерживать такого напряжения и что мыльный пузырь готов лопнуть. Но и теперь, как и прежде, никто не видел и не слышал того, что делалось вокруг, или не хотел видеть и слышать. Всякий надеялся, что прежде, чем настанет погром, сам он с своим имуществом успеет отретироваться в безопасное местечко. Дутые вексели продолжали выдаваться очертя голову. Наиболее ловкие спекулянты держали в главнейших центрах для учета векселей так называемых «коньков» (Pferde), — то есть подставных личностей, не имевших ни гроша за душою, и которые за ничтожное вознаграждение дозволяли писать на свое имя вексели на сотни тысяч, причем по наступлении срока платежа вексели эти покрывались новыми векселями. В Англии дошло до того, что в Лондоне выпустили на 1,5 миллиона фунтов стерлингов подложных векселей, будто бы выданных гамбургскими фирмами, — факт, существование которого Питт вынужден был признать перед парламентом.
Кризис был неминуем. Когда начался погром и одна фирма за другою стали банкротиться, сделалось очевидно, что бедствие превосходит по своим размерам то, которое было пережито в 1763 году, что оно расшатало торговлю в самых основаниях ее и нанесло ей такие раны, от которых ей долгие годы не оправиться. По крайней мере громадные суммы, на которые объявлялись банкротства, доказывали, что злоупотребление векселями, пущенными в обращение, было гораздо значительнее, чем в 1763 году. Паника была так велика и застой в делах, вызванный исчезновением доверия, так ужасен, что пришлось отступить от политики, принятой в 1763 году и состоявшей в том, что кризис был предоставлен собственному естественному те-
