значительныя суммы денегъ; наконецъ, капиталъ, ищущій помѣщеній былъ еще увеличенъ притокомъ французскихъ пяти милліардовъ; при этихъ обстоятельствахъ только учредительству обязаны мы, что деньги остались въ странѣ. Еслибы вновь основываемыя предпріятія не удерживали деньги дома приманкою высокихъ барышей, мы, навѣрное, навязали бы себѣ на шею на нѣсколько милліоновъ долларовъ негодныхъ американскихъ пріоритетовъ, и люди, которые теперь потеряли часть своихъ денегъ въ такихъ предпріятіяхъ, потеряли бы ихъ сполна на американскихъ пріоритетахъ и тому подобномъ бумажномъ хламѣ; не сберегли бы они ихъ ни въ какомъ случаѣ. Между тѣмъ, всякій сознается, что если для отдѣльнаго лица и безразлично, теряетъ ли онъ свои деньги на тѣхъ, или на другихъ бумагахъ, для общаго благосостоянія націи весьма важно, что эти милліоны не ушли за границу, а остались въ странѣ. Изъ этого явствуетъ, что учредительство не совсѣмъ такое безпримѣрное зло, какимъ его считаютъ“. На эту аргументацію слѣдуетъ возразить, что именно благодаря этой учредительской горячкѣ, развившейся внутри страны, число людей, готовыхъ бросать свои деньги въ окно, въ надеждѣ на высокіе проценты, удесятерилось, и что, вслѣдствіе этого, вмѣсто сотенъ милліоновъ, на этотъ разъ были потеряны тысячи милліоновъ, и при этомъ произошло крутое перемѣщеніе капиталовъ, послѣдствія котораго были столь же пагубны, какъ еслибы потерянныя деньги ушли за границу.
Уже въ сентябрѣ 1872 г. лукъ былъ такъ сильно натянутъ, что каждую минуту грозилъ лопнуть, и наступленіе кризиса въ Вѣнѣ, которой позднѣе суждено было раньше другихъ городовъ испытать на себѣ его опустошительное дѣйствіе, задерживалось только ожиданіемъ всемірной выставки; на финансовый успѣхъ этого международнаго зрѣлища почти всѣ классы населенія береговъ Дуная, подъ вліяніемъ своего пылкаго воображенія, возлагали самыя преувеличенныя надежды, и многіе кредиторы, молчаливымъ соглашеніемъ, допускали рядъ всеобщей отсрочки платежей до этого срока. Но уже всѣ признаки, обыкновенно предшествующіе наступленію кризиса, были на лицо, а именно:
1) Страсть къ новымъ предпріятіямъ и отчаянная смѣлость въ спекуляціяхъ доходила до размѣровъ, о которыхъ можно судить по приведенному нами выше описанію учредительской горячки.
2) Заразительная жажда быстраго обогащенія выражалась въ небываломъ дотолѣ участіи не-коммерческой публики въ биржевой игрѣ; явленіе это охватило Германію, Австрію и Швейцарію. Уже въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ страсть къ биржевой игрѣ сбивала съ пути долга многихъ изъ служебнаго персонала банковъ. Мы удовольствуемся указаніемъ лишь на немногіе случаи: нѣкто Шерръ[1], служившій въ одной филіальной отрасли цюрихскаго федеральнаго банка, укралъ изъ этого учрежденія ⅓ внесеннаго въ него акціонернаго капитала, — сумму въ 9,000,000 франковъ; деньги эти онъ проигралъ на па-
- ↑ Schärr. — Примѣчаніе редактора Викитеки.
значительные суммы денег; наконец, капитал, ищущий помещений был еще увеличен притоком французских пяти миллиардов; при этих обстоятельствах только учредительству обязаны мы, что деньги остались в стране. Если бы вновь основываемые предприятия не удерживали деньги дома приманкою высоких барышей, мы, наверное, навязали бы себе на шею на несколько миллионов долларов негодных американских приоритетов, и люди, которые теперь потеряли часть своих денег в таких предприятиях, потеряли бы их сполна на американских приоритетах и тому подобном бумажном хламе; не сберегли бы они их ни в каком случае. Между тем, всякий сознается, что если для отдельного лица и безразлично, теряет ли он свои деньги на тех или на других бумагах, для общего благосостояния нации весьма важно, что эти миллионы не ушли за границу, а остались в стране. Из этого явствует, что учредительство не совсем такое беспримерное зло, каким его считают». На эту аргументацию следует возразить, что именно благодаря этой учредительской горячке, развившейся внутри страны, число людей, готовых бросать свои деньги в окно в надежде на высокие проценты удесятерилось, и что вследствие этого вместо сотен миллионов на этот раз были потеряны тысячи миллионов, и при этом произошло крутое перемещение капиталов, последствия которого были столь же пагубны, как если бы потерянные деньги ушли за границу.
Уже в сентябре 1872 г. лук был так сильно натянут, что каждую минуту грозил лопнуть, и наступление кризиса в Вене, которой позднее суждено было раньше других городов испытать на себе его опустошительное действие, задерживалось только ожиданием всемирной выставки; на финансовый успех этого международного зрелища почти все классы населения берегов Дуная, под влиянием своего пылкого воображения, возлагали самые преувеличенные надежды, и многие кредиторы молчаливым соглашением допускали ряд всеобщей отсрочки платежей до этого срока. Но уже все признаки, обыкновенно предшествующие наступлению кризиса, были налицо, а именно:
1) Страсть к новым предприятиям и отчаянная смелость в спекуляциях доходила до размеров, о которых можно судить по приведенному нами выше описанию учредительской горячки.
2) Заразительная жажда быстрого обогащения выражалась в небывалом дотоле участии некоммерческой публики в биржевой игре; явление это охватило Германию, Австрию и Швейцарию. Уже в течение нескольких лет страсть к биржевой игре сбивала с пути долга многих из служебного персонала банков. Мы удовольствуемся указанием лишь на немногие случаи: некто Шерр[1], служивший в одной филиальной отрасли цюрихского федерального банка, украл из этого учреждения 13 внесенного в него акционерного капитала — сумму в 9 000 000 франков; деньги эти он проиграл на па-
- ↑ Schärr. — Примѣчаніе редактора Викитеки.
