шія о разрѣшеніи банку пріостановить платежи звонкою монетою и объявленіи принудительнаго курса на банковые билеты. Французское правительство было настолько благоразумно, что не послѣдовало этому совѣту, исполненіе котораго лишь поощрило бы спекуляцію и окончательно ухудшило бы положеніе дѣлъ. Зато отдѣльнымъ марсельскимъ и ліонскимъ фирмамъ правительство выдало негласно значительныя денежныя пособія съ цѣлью предупредить наступленіе паники въ острой формѣ; цѣль эта и была достигнута. Одновременно съ этимъ банкъ непрерывно закупалъ драгоцѣнные металлы, чтобы обезпечить свой запасъ наличныхъ денегъ отъ всякихъ случайностей и гарантировать быструю уплату по своимъ обязательствамъ.
Въ Пруссіи правительство хотя и старалось обуздать черезмѣрную предпріимчивость въ банковомъ дѣлѣ, но относительно концессій на желѣзно-дорожныя и горнозаводскія компаніи не соблюдало подобной же осторожности, между тѣмъ какъ спекуляція въ торговлѣ по самой своей сущности болѣе ускользала отъ вниманія правительства. Однако въ эту минуту министръ торговли счелъ умѣстнымъ дать знать правительственнымъ президентамъ, что „положеніе денежнаго рынка требуетъ, въ собственномъ интересѣ значительнаго числа участниковъ въ новыхъ, только еще возникающихъ, акціонерныхъ предпріятіяхъ, чтобы ходатайства о правительственномъ утвержденіи уставовъ таковыхъ предпріятій временно не принимались, пока обстоятельства снова не сложатся болѣе благопріятнымъ образомъ для успѣха этихъ предпріятій. До этого слѣдуетъ воздержаться отъ выдачи новыхъ концессій“.
Распоряженіе это, на бѣду, появилось слишкомъ поздно; будь оно издано годомъ ранѣе, оно могло бы предупредить много потерь. Когда, вслѣдствіе банкротства лондонскихъ фирмъ, имѣвшихъ торговыя связи съ Сѣверомъ Германіи, кризисъ разразился и въ Гамбургѣ, дѣйствіе этого послѣдняго кризиса прежде всего и сильнѣе всего отозвалось на прусскихъ торговыхъ и промышленныхъ центрахъ, въ особенности же въ Берлинѣ. Первыми лопнули нѣкоторыя значительныя фирмы въ Штеттинѣ; банкротство ихъ простиралось на нѣсколько милліоновъ талеровъ. Вслѣдъ за тѣмъ, на другой же день (25 ноября) обанкротилось нѣсколько фабрикантовъ и дрогистовъ въ Берлинѣ. Глава одной берлинской фабрики шерстяныхъ матерій, ведшій свои дѣла на очень большую ногу, Юліусъ Конъ[1], покончилъ свою жизнь пистолетнымъ выстрѣломъ, послѣ того, какъ имъ былъ сдѣланъ подложный чекъ на 18000 таллеровъ на имя берлинскаго союза сберегательныхъ кассъ. Одна изъ обанкротившихся фирмъ дрогистовъ имѣла пассивъ въ 1,400,000 таллеровъ, между тѣмъ, какъ сумма ея вексельныхъ обязательствъ была показана въ 1,000,000 таллеровъ [2]. Бан-
- ↑ Julius Cohn. — Примѣчаніе редактора Викитеки.
- ↑ Однимъ изъ самыхъ грубыхъ банкротствъ въ Берлинѣ было банкротство братьевъ Пальмье [Palmié. — Примѣчаніе редактора Викитеки.], черезъ которое трое негоціантовъ, пользовавшихся всеобщимъ уваженіемъ, покончили свою жизнь самоубійствомъ (Кру-
шие о разрешении банку приостановить платежи звонкою монетою и объявлении принудительного курса на банковые билеты. Французское правительство было настолько благоразумно, что не последовало этому совету, исполнение которого лишь поощрило бы спекуляцию и окончательно ухудшило бы положение дел. Зато отдельным марсельским и лионским фирмам правительство выдало негласно значительные денежные пособия с целью предупредить наступление паники в острой форме; цель эта и была достигнута. Одновременно с этим банк непрерывно закупал драгоценные металлы, чтобы обеспечить свой запас наличных денег от всяких случайностей и гарантировать быструю уплату по своим обязательствам.
В Пруссии правительство хотя и старалось обуздать чрезмерную предприимчивость в банковом деле, но относительно концессий на железнодорожные и горнозаводские компании не соблюдало подобной же осторожности, между тем как спекуляция в торговле по самой своей сущности более ускользала от внимания правительства. Однако в эту минуту министр торговли счел уместным дать знать правительственным президентам, что «положение денежного рынка требует в собственном интересе значительного числа участников в новых, только еще возникающих акционерных предприятиях, чтобы ходатайства о правительственном утверждении уставов таковых предприятий временно не принимались, пока обстоятельства снова не сложатся более благоприятным образом для успеха этих предприятий. До этого следует воздержаться от выдачи новых концессий».
Распоряжение это, на беду, появилось слишком поздно; будь оно издано годом ранее, оно могло бы предупредить много потерь. Когда вследствие банкротства лондонских фирм, имевших торговые связи с севером Германии, кризис разразился и в Гамбурге, действие этого последнего кризиса прежде всего и сильнее всего отозвалось на прусских торговых и промышленных центрах, в особенности же в Берлине. Первыми лопнули некоторые значительные фирмы в Штеттине; банкротство их простиралось на несколько миллионов талеров. Вслед за тем на другой же день (25 ноября) обанкротилось несколько фабрикантов и дрогистов в Берлине. Глава одной берлинской фабрики шерстяных материй, ведший свои дела на очень большую ногу, Юлиус Кон[1], покончил свою жизнь пистолетным выстрелом, после того как им был сделан подложный чек на 18 000 талеров на имя берлинского союза сберегательных касс. Одна из обанкротившихся фирм дрогистов имела пассив в 1 400 000 талеров, между тем как сумма ее вексельных обязательств была показана в 1 000 000 талеров[2]. Бан-
