господствующаго въ странѣ возбужденія и вслѣдствіе того факта, что многіе нью-іоркскіе банки пріостановили свою дѣятельность“. Одинъ только маленькій „химическій банкъ“ еще продолжалъ платить звонкою монетою. По закону кредитора банковъ могли требовать ликвидаціи, но банкамъ удалось отклонить отъ себя грозившую имъ опасность. Публикѣ было обѣщано, что дѣла будутъ производиться и впредь безостановочно, какъ и до сихъ поръ, и что будутъ употреблены всевозможныя усилія для возобновленія платежей звонкою монетой. Такому исходу дѣла не мало способствовало снисходительное отношеніе правительства къ банкамъ и толкованіе, приданное судами закону, который они комментировали въ томъ смыслѣ, что банкъ обязанъ ликвидировать лишь въ случаѣ доказаннаго обмана или дѣйствительной несостоятельности. Примѣру городскихъ банковъ послѣдовали и другіе банки штатовъ Нью-Іорка и Новой Англіи, а также три большія желѣзнодорожныя общества, надѣлавшія текущихъ долговъ на огромныя суммы. Вскорѣ во всемъ Сѣверо-американскомъ союзѣ, за исключеніемъ Новаго Орлеана, осталось лишь нѣсколько банковъ, еще продолжавшихъ платить звонкою монетой. Въ теченіе всей недѣли, слѣдовавшей за описаннымъ нами событіемъ, каждый часъ приносилъ какое-нибудь новое роковое извѣстіе. Въ торговомъ мірѣ господствовала безпримѣрная вялость; всѣ дѣла стали, всѣ сношенія съ внутренними мѣстностями Союза прекратились и прошло много недѣль, прежде чѣмъ удалось доставить громадные запасы хлѣба, лежавшіе въ западныхъ штатахъ, въ портовые города, чтобы оттуда препроводить ихъ въ Европу для обмѣна на звонкую монету. Сношенія Нью-Іорка съ западными земледѣльческими штатами были такъ всецѣло отрѣзаны, что нельзя было дѣлать ремессовъ даже на Чикаго. Это состояніе абсолютной летаргіи продолжалось цѣлые 8 дней и еще 20-го числа „Нью-Іоркская торговая газета“ писала: „Торговая и промышленная дѣятельность все еще совершенно подавлена, пріостановки платежей первоклассными домами продолжаются, только на нихъ, какъ на событія, повторяющіеся ежечасно, теперь меньше обращаютъ вниманія“. До сихъ поръ ни одна еще нѣмецкая фирма, занимавшаяся торговлей иностранными товарами, не останавливала своихъ платежей, но эти фирмы были вынуждены ограничить свой кредитъ; мѣра эта для даннаго момента не могла приносить никакой пользы, но, принятая ранѣе, она могла бы предотвратить много несчастій и можетъ много предотвратить ихъ въ будущемъ. Послѣ того, какъ застой торговли и паденіе биржевыхъ цѣнностей достигли своего maximum’а, причемъ нѣкоторыя бумаги потеряли до 75%, а товары пали въ цѣнѣ на 10—35%, должно было, конечно, наступить постепенное улучшеніе дѣлъ. Послѣ того, какъ наихудшее было пережито, страхъ исчезъ, недовѣріе стало мало по малу ослабѣвать и довѣріе вернулось настолько, насколько это было нужно, чтобы сдѣлать снова возможными торговыя сношенія между производителями и потребителями; де-
господствующего в стране возбуждения и вследствие того факта, что многие нью-йоркские банки приостановили свою деятельность». Один только маленький «химический банк» еще продолжал платить звонкою монетою. По закону кредиторы банков могли требовать ликвидации, но банкам удалось отклонить от себя грозившую им опасность. Публике было обещано, что дела будут производиться и впредь безостановочно, как и до сих пор, и что будут употреблены всевозможные усилия для возобновления платежей звонкою монетой. Такому исходу дела немало способствовало снисходительное отношение правительства к банкам и толкование, приданное судами закону, который они комментировали в том смысле, что банк обязан ликвидировать лишь в случае доказанного обмана или действительной несостоятельности. Примеру городских банков последовали и другие банки штатов Нью-Йорка и Новой Англии, а также три большие железнодорожные общества, наделавшие текущих долгов на огромные суммы. Вскоре во всем Северо-американском союзе, за исключением Нового Орлеана, осталось лишь несколько банков, еще продолжавших платить звонкою монетой. В течение всей недели, следовавшей за описанным нами событием, каждый час приносил какое-нибудь новое роковое известие. В торговом мире господствовала беспримерная вялость; все дела стали, все сношения с внутренними местностями Союза прекратились и прошло много недель, прежде чем удалось доставить громадные запасы хлеба, лежавшие в западных штатах, в портовые города, чтобы оттуда препроводить их в Европу для обмена на звонкую монету. Сношения Нью-Йорка с западными земледельческими штатами были так всецело отрезаны, что нельзя было делать римессов даже на Чикаго. Это состояние абсолютной летаргии продолжалось целые восемь дней и еще 20-го числа «Нью-Йоркская торговая газета» писала: «Торговая и промышленная деятельность все еще совершенно подавлена, приостановки платежей первоклассными домами продолжаются, только на них, как на события, повторяющиеся ежечасно, теперь меньше обращают внимания». До сих пор ни одна еще немецкая фирма, занимавшаяся торговлей иностранными товарами, не останавливала своих платежей, но эти фирмы были вынуждены ограничить свой кредит; мера эта для данного момента не могла приносить никакой пользы, но принятая ранее она могла бы предотвратить много несчастий и может много предотвратить их в будущем. После того как застой торговли и падение биржевых ценностей достигли своего максимума, причем некоторые бумаги потеряли до 75%, а товары пали в цене на 10—35%, должно было, конечно, наступить постепенное улучшение дел. После того как наихудшее было пережито, страх исчез, недоверие стало мало-помалу ослабевать и доверие вернулось настолько, насколько это было нужно, чтобы сделать снова возможными торговые сношения между производителями и потребителями; де-
