составила болѣе 400,000 талеровъ, все же за 1857 годъ онъ могъ выдать своимъ акціонерамъ, въ придачу къ четыремъ обязательнымъ процентамъ на акцію, не болѣе 1% дивиденда. Какая у него могла быть прибыль, какъ скоро золотая пора ажіотажа миновала?
На общемъ собраніи 4 мая 1858 г. было высказано мнѣніе, что капиталъ банка скорѣе нуждается въ ограниченіи, нежели въ умноженіи, и сообразно съ этимъ рѣшено было уплатить по свидѣтельствамъ 5-го іюля 1858 г. 5%, но самое право обмѣнять ихъ на акціи продлить на 5 лѣтъ; кромѣ того, банкъ былъ уполномоченъ скупить своихъ собственныхъ акцій al pari, или ниже пари, на сумму 5 милліоновъ. При этомъ историческій интересъ представляли признанія членовъ правленія Г. Мевиссена и А. Опенгейма. Оба признавали себя изобрѣтателями свидѣтельствъ, дающихъ право на полученіе акцій и „отъ всей души желали, чтобы эта прискорбная игра больше не повторялась“. Мевиссенъ объявилъ (по отчету франкфуртской торговой газеты) положительно, что „правленіе банка руководствовалось убѣжденіемъ, что въ высшей степени пора изъять свидѣтельства изъ обращенія. Послѣ того направленія, которое приняла торговля ими въ прошломъ году, необходимо какъ можно скорѣе положить конецъ существованію этихъ свидѣтельствъ. Мысль о выпускѣ ихъ принадлежитъ ему, Мевиссену. Онъ искренно сожалѣетъ объ этомъ и охотно сознается въ своей ошибкѣ, такъ какъ практика показала несостоятельность этой системы“. Сознаваться такъ откровенно въ сдѣланныхъ ошибкахъ — дѣло всегда похвальное, хотя и не всѣ ошибки бываютъ такъ прибыльны для собственнаго кармана.
Исторія дармштатскихъ банковыхъ спекуляцій была прототипомъ всѣхъ спекуляцій этого рода въ Германіи. Вначалѣ еще банки основывались въ такихъ мѣстностяхъ, гдѣ нужды торговли этого требовали или, по крайней мѣрѣ, оправдывали ихъ возникновеніе. Такъ возникли банки брауншвейгскій, бременскій, ростокскій, веймарскій. Но вскорѣ, всюду, гдѣ легковѣріе и алчность публики отдавались съ завязанными глазами во власть спекулянтовъ, перестали обращать вниманіе на необходимость и полезность предпріятія и думали только о возможности извлечь изъ него хорошую премію на биржѣ.
Въ 1856 г., по заключеніи парижскаго мира, эти спекуляціи дошли до своего апогея. Наиболѣе крупнымъ событіемъ въ ряду ихъ было — основаніе вѣнскаго кредитнаго банка, въ пользу возможной доходности котораго, а также полезности для страны, говорили два обстоятельства: съ одной стороны, банкъ пользовался монополемъ во всей Австріи и, слѣдовательно, прибыльность его не могла пострадать отъ конкуренціи другихъ учрежденій, съ другой стороны — онъ обогащалъ страну приливомъ новаго капитала, такъ какъ бо́льшая часть его акцій, представлявшихъ капиталъ въ 60 милліоновъ гульденовъ, была помѣщена за границей. Самое учрежденіе было поставлено на гораздо болѣе прочныхъ основаніяхъ, нежели парижскій Crédit mobilier, такъ какъ ему было раз-
составила более 400 000 талеров, все же за 1857 год он мог выдать своим акционерам, в придачу к четырем обязательным процентам на акцию, не более 1% дивиденда. Какая у него могла быть прибыль, как скоро золотая пора ажиотажа миновала?
На общем собрании 4 мая 1858 г. было высказано мнение, что капитал банка скорее нуждается в ограничении, нежели в умножении, и сообразно с этим решено было уплатить по свидетельствам 5 июля 1858 г. пять процентов, но самое право обменять их на акции продлить на пять лет; кроме того, банк был уполномочен скупить своих собственных акций al pari или ниже пари, на сумму пять миллионов. При этом исторический интерес представляли признания членов правления Г. Мевиссена и А. Опенгейма. Оба признавали себя изобретателями свидетельств, дающих право на получение акций и «от всей души желали, чтобы эта прискорбная игра больше не повторялась». Мевиссен объявил (по отчету франкфуртской торговой газеты) положительно, что «правление банка руководствовалось убеждением, что в высшей степени пора изъять свидетельства из обращения. После того направления, которое приняла торговля ими в прошлом году, необходимо как можно скорее положить конец существованию этих свидетельств. Мысль о выпуске их принадлежит ему, Мевиссену. Он искренно сожалеет об этом и охотно сознается в своей ошибке, так как практика показала несостоятельность этой системы». Сознаваться так откровенно в сделанных ошибках — дело всегда похвальное, хотя и не все ошибки бывают так прибыльны для собственного кармана.
История дармштадтских банковых спекуляций была прототипом всех спекуляций этого рода в Германии. Вначале еще банки основывались в таких местностях, где нужды торговли этого требовали или по крайней мере оправдывали их возникновение. Так возникли банки брауншвейгский, бременский, ростокский, веймарский. Но вскоре всюду, где легковерие и алчность публики отдавались с завязанными глазами во власть спекулянтов, перестали обращать внимание на необходимость и полезность предприятия и думали только о возможности извлечь из него хорошую премию на бирже.
В 1856 г., по заключении парижского мира, эти спекуляции дошли до своего апогея. Наиболее крупным событием в ряду их было основание венского кредитного банка, в пользу возможной доходности которого, а также полезности для страны, говорили два обстоятельства: с одной стороны, банк пользовался монополией во всей Австрии и, следовательно, прибыльность его не могла пострадать от конкуренции других учреждений, с другой стороны, он обогащал страну приливом нового капитала, так как бо́льшая часть его акций, представлявших капитал в 60 миллионов гульденов, была помещена за границей. Самое учреждение было поставлено на гораздо более прочных основаниях, нежели парижский Crédit mobilier, так как ему было раз-
