тал. Къ этому присоединялись расходы на желѣзнодорожныя предпріятія, которыя въ первой половинѣ 1846 г. составляли 68,000,000 тал., во второй половинѣ того же года — 186,000,000 тал., въ первое полугодье 1847 г. — 188 мил. тал.; а для того, чтобы всѣ проектированныя желѣзныя дороги могли быть окончены во время, требовали еще 260,000,000 тал., — слѣдовательно, въ одинъ годъ грозили поглотить почти 460,000,000 тал. „Все это, говоритъ сэръ Чарльзъ Удъ, значительно уменьшило общій оборотный капиталъ всей торговли и, какъ ни несомнѣнна польза рельсовыхъ путей, при всемъ томъ, такое излишество въ развитіи желѣзнодорожнаго дѣла представляетъ ущербъ для общихъ торговыхъ интересовъ страны“. Къ этому, по словамъ канцлера, присоединялось еще и то обстоятельство, что значительная часть торговли и безъ того была поставлена очень шатко, кредитная система во многихъ случаяхъ имѣла чисто эфемерный характеръ, и многіе искали замѣнить капиталъ, котораго у нихъ не было, злоупотребленіями вексельнымъ кредитомъ. Безспорно, въ торговлѣ капиталъ и кредитъ должны были идти рука объ руку, но капиталы все же должны были находиться на лицо и служить прочнымъ фундаментомъ кредиту. До чего доходило вообще легкомысліе въ веденіи дѣлъ, можно видѣть изъ примѣра ливерпульскаго королевскаго банка, внесенный акціонерный капиталъ котораго составлялъ всего 600,000 ф. ст., и который, при этомъ, не задумался ссудить одинъ только торговый домъ 500,000 ф. ст., въ надеждѣ покрыть свою потребность въ деньгахъ дисконтированьемъ своихъ векселей въ Лондонѣ.
При этомъ сэръ Чарлзъ Удъ старался опровернуть обвиненіе, падавшее на правительство въ томъ, что кризисъ вызванъ банковымъ закономъ 1844 г.: по его мнѣнію, при данныхъ обстоятельствахъ банкротства должны были наступить во множествѣ, хотя бы банковый законъ 1844 г. и никогда не былъ изданъ. Банкъ, — такъ говоритъ канцлеръ, — давалъ кредитъ до тѣхъ поръ, пока къ тому существовала малѣйшая возможность; но такъ какъ онъ имѣлъ неосторожность сохранить свой низкій процентъ дисконта, — 5% повышенные за тѣмъ до 5½ — вплоть до октября мѣсяца, то его со всѣхъ сторонъ такъ одолѣвали просьбами о ссудахъ, что онъ 2 декабря вынужденъ былъ ограничить свой кредитъ. Между тѣмъ, наступившія въ этотъ промежутокъ банкротства значительныхъ фирмъ, занимавшихся дисконтированіемъ векселей, а также банкротство ливерпульскаго банка, взвалили почти все дисконтное дѣло на англійскій банкъ, которому не подъ силу было долго выдерживать такое бремя. Въ этотъ моментъ въ дѣло должно было вмѣшаться правительство. Уступая настояніямъ, приходившимъ къ нему со всѣхъ сторонъ, оно разрѣшило банку пріостановить дѣйствіе закона 1844 г., и выпустить банковыхъ билетовъ свыше нормы, установленной этимъ закономъ. Полномочіемъ этимъ банку не пришлось воспользоваться, такъ какъ оно было дано лишь послѣ того, какъ
талеров. К этому присоединялись расходы на железнодорожные предприятия, которые в первой половине 1846 года составляли 68 000 000 талеров, во второй половине того же года — 186 000 000 талеров, в первое полугодие 1847 года — 188 000 000 талеров; а для того, чтобы все проектированные железные дороги могли быть окончены вовремя, требовали еще 260 000 000 талеров, — следовательно, в один год грозили поглотить почти 460 000 000 талеров. «Все это, — говорит сэр Чарльз Уд, — значительно уменьшило общий оборотный капитал всей торговли и, как ни несомненна польза рельсовых путей, при всем том такое излишество в развитии железнодорожного дела представляет ущерб для общих торговых интересов страны». К этому, по словам канцлера, присоединялось еще и то обстоятельство, что значительная часть торговли и без того была поставлена очень шатко, кредитная система во многих случаях имела чисто эфемерный характер, и многие искали заменить капитал, которого у них не было, злоупотреблениями вексельным кредитом. Бесспорно, в торговле капитал и кредит должны были идти рука об руку, но капиталы все же должны были находиться налицо и служить прочным фундаментом кредиту. До чего доходило вообще легкомыслие в ведении дел, можно видеть из примера Ливерпульского королевского банка, внесенный акционерный капитал которого составлял всего 600 000 фунтов стерлингов, и который при этом не задумался ссудить один только торговый дом 500 000 фунтов стерлингов, в надежде покрыть свою потребность в деньгах дисконтированием своих векселей в Лондоне.
При этом сэр Чарлз Уд старался опровергнуть обвинение, падавшее на правительство, в том что кризис вызван банковым законом 1844 года: по его мнению, при данных обстоятельствах банкротства должны были наступить во множестве, хотя бы банковый закон 1844 года и никогда не был издан. «Банк, — так говорит канцлер, — давал кредит до тех пор, пока к тому существовала малейшая возможность; но так как он имел неосторожность сохранить свой низкий процент дисконта, — пять процентов, повышенные затем до пяти с половиной — вплоть до октября месяца, то его со всех сторон так одолевали просьбами о ссудах, что он 2 декабря вынужден был ограничить свой кредит». Между тем наступившие в этот промежуток банкротства значительных фирм, занимавшихся дисконтированием векселей, а также банкротство ливерпульского банка, взвалили почти все дисконтное дело на Английский банк, которому не под силу было долго выдерживать такое бремя. В этот момент в дело должно было вмешаться правительство. Уступая настояниям, приходившим к нему со всех сторон, оно разрешило банку приостановить действие закона 1844 года и выпустить банковых билетов свыше нормы, установленной этим законом. Полномочием этим банку не пришлось воспользоваться, так как оно было дано лишь после того, как
