мажныхъ денегъ лишь національному банку, который былъ бы отвѣтственъ передъ правительствомъ и передъ парламентомъ. Другіе, напротивъ, стояли за полную свободу въ торговлѣ средствами обмѣна. Въ то же время въ экономическомъ клубѣ было назначено обсужденіе вопроса о деньгахъ; на преніяхъ этихъ присутствовали три министра, внимая различныхъ корифеямъ науки, излагавшимъ поочередно свои воззрѣнія. Но такъ какъ послѣдніе очень рѣзко расходились между собою, и дебаты, не взирая на всю пущенную въ ходъ діалектику, не могли привести ни къ какому соглашенію, то не удивительно, что публика осталась равнодушна, и что ни министры, ни обыкновенные слушатели не вынесли изъ этихъ преній никакихъ болѣе здравыхъ понятій.
Въ 1839 году вслѣдствіе спекуляцій, въ которыя англійскій денежный міръ запутался съ Америкой, а также вслѣдствіе неурожая, разразился снова денежный кризисъ. Запасъ наличныхъ денегъ въ англійскомъ банкѣ уменьшился въ гораздо бо́льшихъ размѣрахъ, чѣмъ то бывало прежде, такъ что 2-го апрѣля 1839 г. онъ палъ до 2,522,000 ф. ст. Банкъ былъ принужденъ принять разныя экстренныя мѣры, ограничить свой кредитъ и, въ первый разъ еще за все время своей дѣятельности, возвысить свой дисконтъ до 6%, т. е., на 1% свыше установленной закономъ нормы въ 5%. Такъ какъ, одновременно съ этимъ, большіе лондонскіе торговые дома сложились и ссудили банкъ суммою въ 1 милліонъ ф. ст. звонкою монетою, то банку удалось, хотя и не вдругъ, выпутаться изъ этого затрудненія. Какъ было уже нами замѣчено выше, число банкротствъ въ 1838—1839 году значительно превышало обыкновенную годовую цифру банкротовъ. Такъ, въ одномъ Лондонѣ ихъ произошло 306, въ провинціяхъ — 781, а въ общей сложности — 1082. Въ слѣдующій затѣмъ годъ нужда между рабочими классами была такъ велика, что чартисты—противники монополя поземельной собственности въ Англіи — пріобрѣли большую силу; фабрики поджигались и въ разныхъ мѣстностяхъ происходили возстанія, которыя подавлялись силою оружія.
Эти безпрестанно повторявшіяся затрудненія, въ которыя впадали банки, и потрясенія, которымъ черезъ это подвергалась вся денежная система страны, обратили еще разъ вниманіе общественнаго мнѣнія на банковое дѣло. Между высказавшимися въ то время мнѣніями по этому вопросу наиболѣе выдающимся и произведшимъ наиболѣе сильное впечатлѣніе было то, которое содержала въ себѣ брошюра банкира Сэмюэля Джонса Ллойда, теперешняго лорда Оверстона, считавшагося въ то время первымъ финансистомъ Англіи. Воззрѣнія эти были приняты тогдашнимъ министромъ, сэромъ Робертомъ Пилемъ, хотя впослѣдствіи и оказались несостоятельными, что́ подало поводъ одному юмористичному экономисту нашихъ дней замѣтить не безъ основанія: „нѣтъ болѣе отчаяннаго доктринера, какъ практикъ, когда онъ принимается писательствовать“.
Заключительные выводы брошюры состояли въ нижеслѣдующемъ: „Соеди-
мажных денег лишь национальному банку, который был бы ответственен перед правительством и перед парламентом. Другие, напротив, стояли за полную свободу в торговле средствами обмена. В то же время в экономическом клубе было назначено обсуждение вопроса о деньгах; на прениях этих присутствовали три министра, внимая различных корифеям науки, излагавшим поочередно свои воззрения. Но так как последние очень резко расходились между собою, и дебаты, невзирая на всю пущенную в ход диалектику, не могли привести ни к какому соглашению, то не удивительно, что публика осталась равнодушна, и что ни министры, ни обыкновенные слушатели не вынесли из этих прений никаких более здравых понятий.
В 1839 году вследствие спекуляций, в которые английский денежный мир запутался с Америкой, а также вследствие неурожая, разразился снова денежный кризис. Запас наличных денег в Английском банке уменьшился в гораздо больших размерах, чем то бывало прежде, так что 2 апреля 1839 года он пал до 2 522 000 фунтов стерлингов. Банк был принужден принять разные экстренные меры, ограничить свой кредит и в первый раз еще за все время своей деятельности возвысить свой дисконт до шести процентов, то есть на один процент свыше установленной законом нормы в пять процентов. Так как одновременно с этим большие лондонские торговые дома сложились и ссудили банк суммою в один миллион фунтов стерлингов звонкою монетою, то банку удалось хотя и не вдруг выпутаться из этого затруднения. Как было уже нами замечено выше, число банкротств в 1838—1839 году значительно превышало обыкновенную годовую цифру банкротов. Так, в одном Лондоне их произошло 306, в провинциях — 781, а в общей сложности — 1082. В следующий затем год нужда между рабочими классами была так велика, что чартисты — противники монополии поземельной собственности в Англии — приобрели большую силу; фабрики поджигались и в разных местностях происходили восстания, которые подавлялись силою оружия.
Эти беспрестанно повторявшиеся затруднения, в которые впадали банки, и потрясения, которым через это подвергалась вся денежная система страны, обратили еще раз внимание общественного мнения на банковое дело. Между высказавшимися в то время мнениями по этому вопросу наиболее выдающимся и произведшим наиболее сильное впечатление было то, которое содержала в себе брошюра банкира Самюэля Джонса Ллойда, теперешнего лорда Оверстона, считавшегося в то время первым финансистом Англии. Воззрения эти были приняты тогдашним министром, сэром Робертом Пилем, хотя впоследствии и оказались несостоятельными, что подало повод одному юмористичному экономисту наших дней заметить не без основания: «Нет более отчаянного доктринера, как практик, когда он принимается писательствовать».
Заключительные выводы брошюры состояли в нижеследующем: «Соеди-
