номъ мясѣ, которое она дробитъ своими крѣпкими и крупными бѣлыми зубами, она черпаетъ и свѣжесть, и румянецъ, и здоровье.
А генералъ въ эту минуту лѣниво ковырялъ вилкой котлетку, поглядывая на жену и завидуя ея аппетиту. Онъ зналъ, что жена не любитъ разговаривать во время ѣды, и молчалъ.
Княгиня окончила мясо и чувствовала, что еще голодна. Но она удержалась отъ соблазна взять кусокъ холодной индѣйки, поданной лакеемъ, и только скушала немножко цвѣтной капусты.
Затѣмъ ей подали крошечную чашку кофе и тутъ же на подносѣ письмо.
Она прочитала письмо и сказала лакею:
— Пусть мальчикъ подождетъ. Когда я кончу завтракать, проведите его въ корридоръ. Что! онъ очень грязенъ?
— Нѣтъ, ваше сіятельство, не замѣтно...
— А одѣтъ какъ, въ лохмотьяхъ?
— Одѣяніе весьма пристойное. Полушубокъ-съ.
— Въ такомъ случаѣ проведете его въ мой кабинета! — приказала княгиня.
Она выжидала, пока остынетъ кофе, и генералъ воспользовался этимъ, чтобъ заговорить.
— А ты обратила, Мarіе, вниманіе, что дѣлается во Франціи...
— Какъ же, читала...
— Недурная страна равенства и братства... Хе-хе-хе...
Княгиня отмалчивалась.
— А я говорю, что и мы къ тому же идемъ!
Жена подняла на мужа удивленные глаза и стала отхлебывать маленькими глоточками кофе.