— Скажи, что... что... дальній родственникъ.
И, не спѣша, съ достоинствомъ испанскаго гранда, вьшелъ изъ подъѣзда, оставивъ швейцара въ изумленіи, что у его превосходительства могутъ быть родственники, одѣтые какъ нищіе.
Дальнѣйшія посѣщенія „графомъ“ разныхъ швейцарскихъ, гдѣ его знали по прежнимъ визитамъ, нельзя было назвать особенно удачными.
Въ двухъ домахъ ему сообщили, что господа почиваютъ; въ двухъ — передали, что на письма никакого отвѣта не будетъ; въ трехъ ему выслали съ лакеями по рублю, а отъ кузины-княгини былъ деликатно переданъ конвертикъ. Онъ содержалъ въ себѣ зелененькую кредитку и маленькій листокъ почтовой бумажки, на которомъ были написаны карандашемъ слѣдующія слова:
„Желательно повидать мальчика“.
— Не вѣритъ! — прошепталъ „графъ“, запрятывая трехрублевую бумажку и записочку въ жилетный карманъ.
„Что жъ, когда Антошку приведемъ въ приличный видъ, можно его и послать къ княгинѣ Марьѣ Николаевнѣ... Пусть познакомится. Быть можетъ, что-нибудь и сдѣлаетъ!“ — весело думалъ „графъ“, собираясь теперь сдѣлать внзитъ къ „дяденькѣ“.
Былъ четвертый часъ. „Графъ“ порядочно-таки усталъ послѣ своихъ посѣщеній нѣсколькихъ домовъ въ разныхъ частяхъ города и проголодался. Но онъ рѣшилъ прежде закончить свою программу дѣствій на сегодняшній день и потомъ уже пообѣдать.
Дождь пересталъ. „Графъ“ на Михайловской поднялся на имперіалъ конки и поѣхалъ на Пески.
