считая жену виноватой за то, что дочь совсѣмъ не та, какою онъ ее считалъ, и проговорилъ;
— Знаешь ли ты, какая у насъ Нина?..
— Какая? Она славная, прелестная! — поспѣшила заступиться мать.
— Славная... прелестная! — передразнилъ Опольевъ. — Ты ничего не видишь!.. Она — нигилистка...
— Богъ съ тобой... Что ты говоришь? — испуганно промолвила мать.
— Я говорю го, что есть въ дѣйствительности... У нея очень опасныя мнѣнія... Что ты удивляешься? Ты и не догадывалась? Ты позволяла ей посѣщать этого пьяницу? Ты отпускаешь ее, ради дурацкой филантропіи, по всякимъ трущобамъ... Ты позволяешь ей читать все, что ей вздумается...
— Но, Константинъ Ивановичъ, она не маленькая...
— Не маленькая, но ты могла бы имѣть на нее вліяніе... А теперь полюбуйся, что вышло? Какъ она говорила съ отцомъ? Какъ защищала этого мерзавца, котораго я не велѣлъ пускать въ домъ... И какъ дала слово не ходить къ нему... Видно, что противъ желанія.
— А ты, вѣрно, сурово обошелся съ ней? Константинъ Ивановичъ! Не забудь, что Нина у насъ одна... Она — натура чуткая... Пусть даже и увлекается книгами, пусть даже у нея и крайнія мнѣнія, но не озлобляй ее... Но заставь бѣдную дѣвочку вознеиавидѣть родительскій домъ! — взволнованно и рѣшительно говорила теперь эта слабая, нерѣшительная женщина, въ которой заговорила мать, отстаивающая свое любимое дѣтище.
Его превосходительство вдругъ струсилъ.
