совсѣмъ не нужно... А вотъ она, племянница, и не училась этому, а какъ горячо приняла къ сердцу нашу бѣду, Антошка... Не то, что пожалѣла да кинула подачку — нѣтъ! И сама пріѣхала, и пенсію назначила, и деньги на обзаведеніе прислала... И не оставить она насъ съ тобой... Не такая... То-то и удивительно!
— И простая какая, Александръ Иванычъ... Совсѣмъ не похоже, что дочь важнаго генерала...
— Ддда... И, можетъ, еще потерпитъ она за свою доброту...
— Отъ кого?
— Отъ отца, отъ матери...
— За то, что помогла родному дядѣ? — изумился Антошка.
— Именно, за это самое! — усмѣхнулся „графъ“. — Ты слышалъ, какъ ея горничная призналась, что барышня серьги свои продала, чтобъ прислать мнѣ эти деньги...
— У нея, должно быть, много этихъ серегъ...
— Много, не много, а она, значитъ, сдѣлала это по секрету... Если узнаютъ родители — ей будутъ непріятности... О, милая, свѣтлая душа! — воскликнулъ графъ въ какомъ-то восторженномъ умиленіи.
— Ругать будутъ, что ли? — поинтересовался Антошка.
— Будутъ говорить, что она поступаетъ безразсудно, что помогаетъ пропойцѣ... Извѣстно, что говорятъ люди о нищихъ... А ты, Антошка, — съ неожиданною торжественностью прибавилъ „графъ“, обращаясь къ мальчику, — никогда не забывай этой диковинной барышни и помни, что если мы съ то-
