перь ужъ я, слава Богу, не графъ, а опять Александръ Ивановичъ Опольевъ!
— Слушаю, Александръ Иванычъ! — проговорилъ сконфуженно Антошка и словно бы и самъ понялъ, что теперь не слѣдуетъ называть Опольева нищенскимъ прозвищемъ „графа“.
— Ты знаешь, что такое сказка?
— Небылица, значить.
— Ну такъ вотъ, въ сказкахъ обыкновенно случается такъ, что нищій вдругъ оказывается принцемъ, а дуракъ — умнымъ...
— Зачѣмъ же это?
— А затѣмъ, мой мальчикъ, что бы утѣшать нищихъ и дураковъ... Въ дѣйствительности же такія превращенія бываютъ очень рѣдки... А вотъ съ нами это случилось... И, если по правдѣ говорить, то такъ же нелѣпо, какъ и въ сказкѣ... Слѣдовало бы, по настоящему, мнѣ остаться такимъ же нищимъ, какимъ я былъ, и выходить на работу вотъ въ этомъ самомъ пальтишкѣ и... вдругъ...
„Графъ“, вмѣсто окончанія фразы, взялъ своей исхудавшей рукой одну изъ пачекъ и потрясъ ее въ воздухѣ...
— Не правда ли, Антошка, удивительно, что мы съ тобою вдругъ сдѣлались принцами? — прибавилъ „графъ“.
Но Антошка, въ качествѣ большого почитателя „графа“, горячо протестовалъ и находилъ, что такъ и слѣдовало быть. Нельзя же, что бы такой человѣкъ безвинно терпѣлъ... Еще если бы какой-нибудь простой, а то настоящій господинъ, у котораго такіе важные и богатые сродственники.
— Положимъ, не безвинно, Антошка, помни это
