жалостны и несправедливы къ дядѣ, считая его совсѣмъ дурнымъ человѣкомъ! — возбужденно проговорила Нина, окончивъ свой разсказъ.
— Да, Нина... Онъ много перенесъ... этотъ бѣдный Александръ Ивановичъ!
— А вѣдь онъ, мама, куда лучше многихъ изъ тѣхъ людей нашего общества, которыхъ всѣ принимаютъ и уважаютъ. Право, лучше, хоть и считается падшимъ. И это я поняла только сегодня, когда поговорила съ нимъ. Такъ неужели такъ и оставить его, не выказать ему участія, не навѣстить его!? Вѣдь это было бы возмутительно, жестоко... Не правда ли?
Опольева чувствовала справедливость словъ дочери.
Дѣйствительно, всѣ родные слишкомъ сурово отнеслись тогда къ Опольеву. И мужъ былъ слишкомъ не снисходителенъ къ брату. Но мужъ — человѣкъ правилъ, принципа. Кто знаетъ, не жалѣлъ ли онъ брата въ душѣ, но и не могъ отступить отъ принятаго рѣшенія. У него есть эта черта. Но за то, какой онъ примѣрный мужъ, какой отецъ!..
И Опольева безъ особеннаго труда оправдала мужа.
— Ты слишкомъ принимаешь все близко къ сердцу, Ниночка, — проговорила мать. — Я не спорю, что дядя несчастенъ, что онъ ужъ не такой дурной и заслуживаетъ помощи... И я ничего не имѣю противъ того, чтобъ ты помогала ему, но зачѣмъ же ѣздить къ дядѣ, если отецъ твой не хочетъ знать его... Вѣдь онъ пришелъ бы въ ужасъ, еслибъ узналъ о твоемъ посѣщеніи... А развѣ ты захочешь огорчать отца, который тебя боготворитъ... Подумала ли ты объ этомъ?
