Страница:История одной жизни (Станюкович, 1896).pdf/192

Эта страница не была вычитана


дочерей, особенно если у родителей или у мужа есть хорошія средства, а для остальныхъ скучнымъ прозябаніемъ съ плохими костюмами и плохимъ выговоромъ французскаго языка. Въ теоретическомъ представленіи народъ являлся какимъ-то таинственнымъ сборищемъ бородатыхъ и грязныхъ пахарей, обязанность которыхъ трудиться въ потѣ лица своего и собирать въ житницы. Въ конкретномъ видѣ народъ представлялся горничными, лакеями, кучерами и швейцарами, назначеніе которыхъ не оставляло мѣста для какихъ-либо сомнѣній. Нѣсколько странной породой людей казались воспитанницамъ учителя. Ихъ можно было обожать и въ то же время нельзя было пригласить въ домъ и выйти за нихъ замужъ. Ихъ надобно было уважать и слушаться и слегка презирать за дурной костюмъ и немодную прическу.

Выйдя изъ учебнаго заведенія, Нина говорила хорошо по-французски и по-англійски, довольно плохо играла на фортепіано, знала языкъ цвѣтовъ, и нѣсколько не совсѣмъ приличныхъ французскихъ романовъ, прочитанныхъ тайкомъ, и имѣла болѣе чѣмъ смутныя понятія о русской литературѣ послѣ Гоголя.

Въ домѣ она тоже не особенно культивировалась, тѣмъ болѣе, что самъ Опольевъ далеко не былъ поклонникомъ русской литературы, особенно новѣйшей. Толстого онъ порицалъ, а Салтыкова такъ просто ненавидѣлъ. Другихъ новѣйшихъ писателей онъ не читалъ и къ прессѣ относился съ недоброжелательствомъ за то, что она суетъ носъ туда, куда ей не слѣдуетъ, и позволяетъ себѣ судить о томъ, чего не понимаетъ.