Бѣдный дядя! какъ долженъ страдать онъ, всѣми брошенный, всѣми презираемый. Какъ зябъ онъ, едва прикрытый, въ то время, когда его близкіе родные ѣздили въ роскошныхъ шубахъ или сидѣли въ уютныхъ, теплыхъ комнатахъ. И никто не вспомнилъ о немъ, никто не пожалѣлъ его!
— Отчего такая жестокость? — спрашивала себя потрясенная дѣвушка.
А между тѣмъ, какъ онъ былъ тронутъ малѣйшимъ вниманіемъ и сколько въ немъ доброты, сколько нѣжности къ спасенному имъ мальчику. Самъ нищій заботится о такомъ же нищемъ. А отецъ говорилъ, что онъ изолгавшійся, пропавшій человѣкъ!
— Господи! Отчего отецъ такъ озлобленъ противъ него?
Нина — эта тепличная барышня, оберегаемая отъ всякаго прикосновенія съ дѣйствительной жизнью — первый разъ въ теченіе своей двадцатилѣтней жизни увидала, какъ живутъ бѣдные люди. Ей, не имѣвшей понятія о томъ, въ какихъ, дѣйствительно, ужасныхъ подвалахъ и трущобахъ гнѣздится бѣдный людъ, и это, сравнительно еще сносное помѣщеніе „графа“, о которомъ не смѣли бы мечтать болѣе несчастные люди — казалось чѣмъ-то ужаснымъ, чѣмъ-то невозможнымъ.
И передъ ней, словно бы внезапно, приподнялась завѣса новаго міра — міра нищеты и страданія, о которомъ прежде она ничего не знала и никогда не думала сколько-нибудь сознательно.
Она, положимъ, и раньше слыхала, что существуют на свѣтѣ нищіе люди, но они представлялись ей какими-то порочными отверженцами, ка-
