вѣтствіе княгини: „здравствуйте, дѣти! — отвѣтили съ такимъ оглушительнымъ согласіемъ: „здравія желаемъ, ваше сіятельство!, — что княгиня даже слегка вздрогнула.
Она прошла но фронту, потрепала по щекамъ самыхъ маленькихъ, спросила о здоровьѣ двухъ худыхъ, блѣднолицыхъ, съ синевою подъ глазами, подростковъ и, пожелавъ всѣмъ хорошо учиться и хорошо вести себя, простилась съ дѣтьми, сопровождаемая тѣмъ же оглушительнымъ ревомъ четырнадцати голосовъ: „Счастливо оставаться, ваше сіятельство!“
Княгиня была не въ духѣ. Этотъ Антошка, не явившійся въ пріютъ, положительно безпокоилъ ее, и Евгеній Аркадьевичъ напрасно старался занять княгиню, сидя около нея въ каретѣ. Давно ужъ онъ ухаживалъ за пышной, красивой княгиней съ почтительностью втайнѣ влюбленнаго, не смѣющаго, разумѣется, обнаружить своихъ чувствъ, но княгиня, какъ будто, и не замѣчала этого.
И теперь Евгеній Аркадьевичъ, посматривая сбоку на княгиню, рѣшителыю приходилъ въ недоумѣніе. „Эта безсовѣстно-холодная женщина положительно недоступна чувствамъ!“ подумалъ Евгеній Аркадьевичъ, тщетно стараясь обратить на себя какое-либо вниманіе княгини Марьи Николаевны, расположеніе которой было бы крайне выгодно, по мнѣнію молодого человѣка, для его карьеры... Она вліятельная, со связями...
— Положительно дурацкій темпераментъ! — мысленно проговорилъ онъ, взглядывая на строгое безстрастное лицо молодой женщины.
Наконецъ, карета остановилась у воротъ одно-
