княгини только подтвердили предположеніе Антошки, что она „заносистая“ и что ее всѣ слуги въ домѣ боятся.
Прошелъ долгій часъ, и Антошка рѣшился обратиться къ лакею, водившему его въ кабинетъ княгини, съ вопросомъ:
— Позвольте узнать: долго мнѣ еще дожидаться?
Слова эти были сказаны такимъ почтительнымъ тономъ, что Антошка сразу расположилъ къ себѣ великолѣпнаго лакея съ роскошными бакенбардами.
— Теперь, должно быть недолго... Комитетъ скоро кончится! — снисходительно проговорилъ онъ.
Антошка видимо не имѣлъ ни малѣйшаго понятія о комитетѣ, и лакей ему пояснилъ:
— Господа, значить, собрались къ княгинѣ, ну и разсуждаютъ о такихъ же бѣдныхъ субъектахъ, какъ ты... И твое дѣло обсудятъ, какъ слѣдуетъ. Не бойся, и тебѣ выйдетъ какая-нибудь резолюція... Сиди, пока не потребуютъ!
Антошка, рѣшительно не подозрѣвавшій о существованіи благотворительныхъ обществъ и въ теченіи своей, во истину каторжной, жизни у „дяденьки“ ни разу не испытавшій ихъ благодѣяній, былъ порядочно-таки удивленъ, что господа собираются для разговоровъ о бѣдныхъ субъектахъ (слово это онъ почему-то счелъ ругательнымъ и вообще презрительнымъ по отношенію къ бѣднымъ) и въ особенности тѣмъ, что господа обсуждаютъ — если только лакей не вретъ — и его какое-то дѣло.
По его мнѣнію, это ужъ совершенно лишнее. Что тутъ обсуждать? Гораздо проще, казалось бы, богачкѣ княгинѣ, не спрашивая ни чьихъ совѣтовъ, дать ему рубль и послать въ конвертѣ графу
