зналъ ни отца, ни матери... и „работалъ“, какъ онъ выражается, то-есть, собиралъ милостыню, для этого изверга, какого-то отставного солдата... Мальчикъ производить хорошее впечатлѣніе, но вообразите, въ какой обстановкѣ онъ росъ?.. Онъ не знаетъ даже своей фамиліи... Только одно имя! А ему пятнадцатый годъ!
Открытіе мальчика, „не знающаго своей фамиліи“, вызываетъ общій взрывъ удивленія.
Снова раздаются восклицанія:
— Не знаетъ своей фамиліи!
— Несчастный мальчикъ!
— Это дикарь какой-то!
Только женщина-врачъ не выражала удивленія, и въ глазахъ ея мелькала едва замѣтная улыбка. Ее подмывало даже объявить во всеуслышаніе, что въ сообщенномъ фактѣ нѣтъ ничего особенно удивительнаго и въ доказательство привести кое-какія данныя о положеніи дѣтей бѣдныхъ хотя бывъ Англіи.
Но Анна Игнатьевна вспомнила, что получила мѣсто въ институтѣ, благодаря княгинѣ, и, не смотря на желаніе блеснуть эрудиціей, дипломатически промолчала, хорошо сознавая, что омрачить это наивное удивленіе малосвѣдущихъ дамъ и въ особенности княгини — было бы для нихъ непріятно.
„Пусть себѣ удивляются тому, что всякому интеллигентному человѣку хорошо извѣстно! На то онѣ и свѣтскія барыни!“ высокомѣрно подумала Анна Игнатьевна, питавшая въ то же время нѣкоторое завистливое удивленіе къ этимъ свѣтскимъ барынямъ за ихъ манеры и умѣнье одѣваться.
Но еще большее впечатлѣніе, чѣмъ незнаніе фамиліи, произвели на собраніе слова княгини:
