катитьего! Кажется, работящій парень! Познакомьте насъ! — прибавилъ штурманъ.
— Штурманъ съ «Диноры», мистеръ Гаукъ… мистеръ Чайкъ! — проговорилъ Абрамсонъ.
Мистеръ Гаукъ протянулъ мистеру Чайку свою широкую волосатую руку, на которой были вытатуированы якорь и сердце голубого цвѣта, и, указывая на стулъ, налилъ изъ бутылки стаканъ рому, подалъ Чайкину и чокнулся.
Однако, Чайкинъ не дотронулся.
— Отчего этотъ простофиля не пьетъ? Скажите, мистеръ Абрамсонъ, что я его угощаю!
— Выпейте, землякъ… Штурманъ желаетъ васъ угостить! — обратился къ Чайкину старикъ-еврей.
— Не занимаюсь виномъ, Абрамъ Исакычъ.
— Одинъ стаканчикъ.
— Вовсе не занимаюсь! — рѣшительно произнесъ Чайкинъ, помня совѣты Ревекки.
— Ай… ай… ай… Штурманъ васъ хочетъ угостить, а вы… И вадно ли, чтобы матросъне любилъ выпить!.. Стаканчикъ рому даже полезенъ для здоровья.
Но напуганный Ревеккой молодой матросъ опасался теперь и штурмана и еврея и упрямо произнесъ:
— Не просите, Абрамъ Исакычъ. За угощеніе благодарю, а пить не стану.
— Что этотъ дуракъ говоритъ? — спросилъ штурманъ.
— Отказывается пить! не пьетъ совсѣмъ! — отвѣтилъ Абрамсонъ.
— Ну и чортъ съ нимъ. Первый разъ въ жизни вижу матроса, который не пьетъ! — замѣтилъ штурмнаъ и засмѣялся. — Объясните ему, что мы нанимаемъ его на три года… а жалованье… Сколько ему дать жалованья?..
— Шесть, а за это мнѣ пятьдесятъ долларовъ.
— Большая вы каналья, мистеръ Абрамсонъ, и больше двадцати пяти долларовъ я вамъ не дамъ, если этотъ дуракъ согла-
