— И что же?
— Какъ разсказалъ я, въ чемъ дѣло, —смѣются, какъ оглашенные.
— Чему?
— Да все тому же!— раздраженно крикнулъ Дунаевъ.
— А вернуть денегъ нельзя?
— Затѣмъ я и ходилъ... Но только въ участкѣ ничего не вышло. «Какія,—говорятъ, —доказательства, что вы, какъ настоящій джентльменъ, не сдѣлали вашей невѣстѣ свадебнаго подарка?» И три полицейскихъ покатывались отъ смѣха. «А судомъ,—спрашиваю, — развѣ нельзя?»— «Если, —говорятъ,—хотите отсидѣть три года въ тюрьмѣ за клевету, то, разумѣется, можно!» И опять хохочутъ. А одинъ спрашиваетъ: «Вы, конечно, русскій?»—«Русскій!»—«Ну, такъ я и зналъ!» говоритъ. «Почему?—спрашиваю.—Развѣ русскіе въ чемъ-нибудь дурномъ замѣчены? Или вы полагаете, что я облыжно показываю?»—«Напротивъ, —говоритъ, —вполнѣ вѣримъ, что необлыжно, потому чго никто других, кромѣ русскаго, не пришелъ бы сюда признаваться въ такой глупости, какую сдѣлали вы». И снова заливаются... Оттуда я какъ ошпаренный прибѣжалъ сюда!—заключилъ свой разсказъ Дунаевъ.
И онъ неожиданно хватилъ себя кулакомъ по лбу и воскликнулъ:
— И подѣломъ тебѣ, дураку! Тоже жениться вздумалъ! Впередъ наука!
— Чѣмъ же теперь займешься?
— Извѣстно, чѣмъ. Опять въ возчики пойду. Тутъ есть контора. Меня знаютъ и опять капитаномъ возьмутъ.
— Можетъ, тебѣ денегъ нужно, такъ возьми!—предложилъ Чайкинъ .
— Не нужно мнѣ денегъ... У меня есть пятьдесятъ долларовъ. Хорошо, что еще и эти не отобрала!
И съ этими словами Дунаевъ сталъ раздѣваться, чтобы лечь спать.
— А ты, Чайкинъ, когда ѣдешь?— спросилъ онъ, уже лежа подъ одѣяломъ.
