— Охотникомъ былъ... Слонялся одинъ съ мѣста на мѣсто...
— А нндѣйцы васъ не трогали?
— Не трогали. Я имъ зла не дѣлалъ, и они мнѣ не дѣлали. Мы дружны были... Всѣ меня знали и называли Бѣлымъ Охотникомъ. Въ такомъ одиночествѣ я пробылъ, джентльмены, лѣтъ семь, и, когда почувствовалъ, что нѣтъ для меня больше искушеній, вернулся въ городъ... Тамъ открывалась компанія дилижансовъ, и меня взяли кучеромъ... Съ тѣхъ поръ я и ѣзжу но этой дорогѣ, джентльмены, и надѣюсь до смерти ѣздить и благополучно довозить пассажировъ и почту, охраняя ихъ отъ агентовъ.
— Не-любите вы ихъ. Билль!—замѣтилъ Дунаевъ.
— Отъ этого и не люблю, что самъ былъ агентомъ и знаю, какъ подло нападать исподтишка и часто на безоружныхъ людей. Есть здѣсь разбойники, которые и женщинъ не жалѣютъ... Недавно была убита одна женщина вмѣстѣ съ мужемъ...
— А за что повѣсили Томми? За то дѣло?
— Нѣтъ! то дѣло такъ и осталось втайнѣ,—Томми ловко припряталъ концы. Онъ уѣхалъ изъ страны на сѣверъ и, какъ послѣ я узналъ, былъ повѣшенъ за убійство... Мнѣ случайно попалась потомъ газета, въ которой былъ напечатанъ судебный отчетъ и отчетъ объ его казни. И на судѣ держалъ себя хорошо и умеръ безъ страха... Однако, долго же не идетъ почта!—круто оборвалъ Билль разговоръ и сдѣлался прежнимъ серіознымъ и суровымъ и мало-разговорчивымъ Биллемъ.
— Не случилось ли чего-нибудь!—замѣтилъ Чайкинъ.
— Здѣсь тихо. Не пошаливаютъ. Да и кому охота нападать на письма.
Наступило молчаніе.
Между тѣмъ два фазана были ощипаны, выпотрошены и вымыты въ свѣжей водѣ.
— Что съ ними теперь дѣлать, Билль?—спросилъ Дунаевъ.
— Я полагаю, зажарить ихъ, Дунъ.
— А успѣемъ до прихода почты?
— Не успѣемъ, такъ дожаримъ на станціи, гдѣ будемъ обѣдать.
