Билль не безъ снисходительнаго презрѣнія сказалъ:
— Странные вы, русскіе. Одинъ готовъ всѣхъ прощать, а вы... готовы мѣнять свои мнѣнія... Ну, да это ваше дѣло. А слова ваши уже взять обратно нельзя. Теперь за мной голосъ.
Моррисъ замеръ въ ожиданіи. Дэкъ, казалось, спокойно ждалъ.
— Частнымъ образомъ я скажу, что постановилъ бы такое рѣшеніе: Морриса вздернулъ бы на дерево на берегу ручья, а Дэка не повѣсилъ бы, но такъ какъ это было бы несправедливо, то я подаю голосъ, въ виду вышеуказанныхъ двухъ обстоятельствъ, противъ казни...
Чайкинъ весь просвѣтлѣлъ и, перекрестившись, воскликнулъ:
— Душа у васъ, Билль, добрая... Богъ вразумилъ васъ.
Моррисъ ожилъ.Дэкъ принял извѣстіе повидимому, безразлично.
— Но что же мы будемъ дѣлать съ молодцами? Я ихъ не повезу дальше!—сказалъ послѣ раздумья Билль.
— Оставимъ ихъ здѣсь. Билль!—подалъ совѣтъ Дунаевъ.— Пусть добираются до Фриски, какъ имъ угодно.
— Мы доберемся!— обрадованно замѣтилъ Моррисъ.
— Но только ружья и револьверы вы получите, джентльмены, потомъ, изъ конторы дилижансовъ, а пока путешествуйте безъ нихъ... А затѣмъ еще просьба на честное слово, господа.
— Какая?—спросилъ Дэкъ.
— Не сдѣлайте ничего дурного телеграфисту въ Виргиніи. Онъ не виноватъ, что не передалъ вашей телеграммы. Обѣщаете?
— Обѣщаю, Билль.
— А вы, Моррисъ?..
— Я ему размозжу голову, если онъ тронетъ телеграфиста!— отвѣчалъ за Морриса Дэкъ.
Билль приказалъ Дунаеву собрать ружья н револьверы канзасцевъ, и, когда это было сдѣлано, ихъ развязали.
Они тотчасъ же пошли къ дилижансу, вытащили свои багажъ и провизію. Моррисъ тотчасъ же досталъ бутылку рома и, наливъ себѣ стаканъ, проговорилъ:
— Баше здоровье, Билль. Баше здоровье, судьи.
