— Простить!—порывисто воскликнулъ Чайкинъ и тотчасъ же самъ весь покраснѣлъ.
Старый Билль изумленно взглянулъ на Чайкина, какъ на человѣка не въ своемъ умѣ. Сконфузился за него и Дунаевъ. Удивились такому приговору и оба подсудимые, и Дэкъ съ какимъ-то страннымъ любопытсвомъ глядѣлъ на этого бѣлобрысаго худенькаго русскаго, глаза котораго возбужденно сіяли, придавая его неказистому лицу выраженіе духовной красоты.
— Не убивайтепхъ. Билль... неубивайте!..—вновь заговорилъ Чайкинъ среди общаго мертваго молчанія.—Простите ихъ, Билль... пусть они виноваты, но не намъ отнимать чужую жизнь и быть убійцами...
Чайкинъ остановился.
— Это все, что вы хотѣли сказать, Чайкинъ?—спросилъ Билль..
— Нѣтъ... Я хотѣлъ сказать... видите ли...
— Можетъ-быть, вы затрудняетесь говорить ваши русскія глупости по-англійски,—такъ говорите по-русски, а Дунъ переведетъ... Хотите?
— Благодарю васъ, Билль. Я буду говорить по-русски.
И, обращаясь къ Дунаеву, Чайкинъ продолжалъ:
— И какъ у тебя повернулся языкъ, Дунаевъ, приговорить на казнь людей!.. Забылъ ты, что ли, въАмерикѣ Бога, Дунаевъ?!.И ты скажи имъ, что нѣтъ моего согласія, чтобы убивать. Можетъ, они и сдѣлались-то убивцами оттого, что люди других дружку утѣсняютъ. Можетъ, если мы ихъ простимъ, то совѣсть въ нихъ зазритъ. А совѣсть зазритъ, такъ они не станутъ больше такими дѣлами заниматься... Ты переведи имъ это... И опять же: не казнить, а жалѣть надо людей, пожалѣть ихъ родителей, дѣтей, всѣхъ сродственниковъ, а не брать на душу грѣха убійствомъ. Развѣ и они не люди?.. Я не умѣю сказать всего, Дунаевъ, но душа болитъ... И Христосъ, за насъ пострадавшій, не то проповѣдывалъ. Онъ и самого Іуду простилъ, а не то чтобы... Нѣтъ, не убивайте, не убивайте ихъ!.. И ты самъ виноватъ, Дунаевъ... Зачѣмъ хвасталъ деньгами?.. Зачѣмъ соблазнялъ?.. Все изъ-за этихъ проклятыхъ денегъ вышло... А, кромѣ того, вѣдь, живы всѣ мы...
