обсказала, что смутили ее изъ Лондона обманомъ, м что теперь только она узнала, куда она идетъ... А ей итти къ мормонамъ не хочется... И какъ ей быть, не знаетъ!«А вы не идите!»—это ей Игнатій.«А какъ не итти? Куда я дѣнусь? И меня не пустятъ!»— говоритъ. На это ей Игнатій и объяснилъ, что мы живемъ на фермѣ и можемъ ее тамъ укрыть до времени. И работа тамъ найдется. А на фермѣ, молъ, хозяева хорошіе люди... «Отъ беззаконной жизни васъ спасутъ... Потому, —говоритъ, —мормонская жизнь беззаконная!» И такъ онъ это убѣдительно ей обсказалъ, что она довѣрилась и обрадовалась. И говоритъ: «Ежели спасти въ самомъ дѣлѣ меня хотите... приходите къ этому самому мѣсту, но ночью, когда въ нашемъ лагерѣ спать будутъ, и укройте меня гдѣ-нибудь, пока они не уйдутъ дальше». На томъ и порѣшили и, вернувшись на ферму, разсказали хозяину. Онъ согласился, а хозяйка даже очень хвалила Игнатія, что пожалѣлъ дѣвушку, и обѣщала взять ее къ себѣ въ помощницы... «Только, —говоритъ, —не попадитесь переселенцамъ... А то вамъ плохо будетъ. Убьют!» Какъ настала ночь, пошли мы къ тому самому мѣсту, у перелѣска. А ночь была темная. Боялись, что не найти переселенку. А голосъ подать громко опасно. У лагеря мормонскаго часовые ходятъ и, слышимъ, молитвы свои распѣваютъ... Однако, нашли ее. Сидитъ на пенькѣ и дрожитъ въ одномъ платьѣ,—а ночь была свѣжая. Ну, мы увели ее и спрятали въ стогъ сѣна. Небось, не отыщутъ, если бъ и хватились.
— А хватились?—спросилъ Чайкинъ .
— Хватились. Только что разсвѣло, какъ на ферму пріѣхали пять человѣкъ верхомъ и съ револьверами и стали спрашивать;«Не здѣсь-ли переселенка?.. Не заплутала ли, молъ, она?..» Хозяинъ отвѣтилъ, что никакой переселенки не знаетъ и не видалъ. Тогда они слѣзли съ лошадей и попросили позволенія осмотрѣть домъ... Обшарили всю ферму, звали переселенку, и такъ и уѣхали... Однако, извинились... Только къ утру, когда переселенцы уже давно уѣхали, вышла переселенка изъ стога... И плачетъ, и смѣется... и хозяйку цѣлуетъ... Ну, на других день опредѣлили ее къ мѣсту,
