никъ, горячее молоко, сухари, бутылки съ ромомъ и блюдо съ ветчиной.
— Кушайте, джентльмены. Всего одинъ долларъ за завтракъ!
Пока пассажиры и кучеръ завтракали, канзасецъ разсказывалъ, что ночью онъ чуть, было, не побезпокоилъ джентльменовъ.
— Почему? — спросили со всѣхъ сторонъ.
— Индѣйскіе собаки-команчи бродили ночью сликшкомъ близко.
Молодая пассажирка, ѣхавшая въ Денверъ къ мужу, поблѣднѣла при этихъ словахъ. Не особенно пріятное впечатлѣніе поизвели эти слова и на двухъ почтенныхъ мулатовъ и на одного молодого рыжаго господина и на Чайкина. Только «молодцы» и Бруксъ спокойно продолжали уплетать ветчину.
— Не показалось ли вамъ, Джо? — спросилъ Бруксъ.
— То-то и дѣлу конецъ. А вы напрасно только пугаете пассажировъ. Джо! Команчи, быть можетъ, имѣютъ личные счеты съ вами за то, что вы дорого продаете имъ ромъ... Не такъ ли, Джо? — продолжалъ Бруксъ.
Джо ничего не отвѣтилъ, но объявилъ, что сегодня же поѣдетъ въ фортъ и попроситъ пару солдатъ.
— А если вамъ ихъ не дадутъ?
— Уѣду къ рѣкѣ.
— А ранча?
— Продамъ ранчу. Ужъ есть покупатель... Довольно съ меня и этого! — прибавилъ онъ и, отдернувъ прядь кудрявыхъ волосъ, показалъ глубокій и огромный шрамъ на лбу.
— Это прошлогоднее, когда я уложилъ двухъ собакъ.
— Да, Джо. Вамъ лучше продать ранчу! — сказалъ Бруксъ. — Готовы ли лэди и джентльмены? — спросилъ онъ, обращаясь къ пассажирамъ.
