Воздухъ былъ теплый и душистый отъ луговыхъ цвѣтовъ. То и дѣло срывались ржанка или бекасъ. Въ воздухѣ парилъ коршунъ. Изъ земляной норки выбѣгала луговая собачка.
Изрѣдка попадалась вблизи дороги ранча съ садомъ. Около — стадо овецъ.
Къ вечеру дилижансъ проѣхалъ черезъ индѣйское селеніе. Это — мирные индѣйцы, бросившіе охоту на буйволовъ и сдѣлавшіеся фермерами. Среди ихъ домиковъ и ранчи бѣлыхъ, которые спаиваютъ водкой «делаварцевъ», и скоро всѣ ихъ земли и угодь попадутъ за безцѣнокъ въ руки бѣлыхъ.
Остановки на станціяхъ, у какой-нибудь одинокой ранчи или бревенчатаго шалаша, для мѣны муловъ были непродолжительны. Останавливались только два раза въ день по получасу для завтрака и обѣда. Путешественники, большею частью, имѣли свою провизію. Чайкинъ обыкновенно спрашивалъ хлѣба и ветчины и довольствовался этой пищей да молокомъ, когда оно бывало въ ранчахъ.
Чѣмъ дальше подвигался дилижансъ на западъ, тѣмъ пустыннѣе становилась степь, и тѣмъ чаще попадались скелеты лошадей, воловъ и муловъ. Волки и вороны поѣдали павшихъ животныхъ, не боясь людей... Они не отбѣгали даже, когда дилижансъ проѣзжалъ мимо. Нерѣдко Чайкинъ видѣлъ, что волкъ, не обращая вниманія, пробирался около дороги, по которой ѣхалъ дилижансъ, видѣлъ гремучихъ змѣй, извивашихся по землѣ. И ему дѣлалось отъ этой пустынности и безмолвія, и онъ радовался, когда кудахтала въ кустахъ степная курочка.
Онъ разспрашивалъ обо всемъ своего сосѣда, стараго кучера, который охотно водилъ бесѣды съ Чайкинымъ, видимо, возбудившимъ къ себѣ участіе.
Изъ этихъ бесѣдъ Чайкинъ узналъ многое о далекомъ Западѣ, объ индѣйцахъ, владѣнія которыхъ придется проѣзжать, о піонерахъ-колонистахъ, о переселенцахъ, о пустынной дорогн впереди, о той американской Сахарѣ, гдѣ нѣтъ хорошей воды, нѣтъ растительности... одинъ песокъ да песокъ...
— И дорога предстоитъ опасная! — заключилъ мистеръ Бруксъ.
