Блэкъ въ это время писалъ что-то у себя въ каютѣ. Окончивъ писаніе, онъ спряталъ на груди банковые билеты, наполнилъ карманы золотомъ, лежавшимъ въ желѣзномъ шкапѣ, и, взявъ съ собою свой штуцеръ и нащупавъ въ карманѣ своего короткаго пиджака два револьвера, поднялся наверхъ.
— Послушайте, Чайкъ! — сказалъ капитанъ, подозвавши къ себѣ русскаго матроса. — Если меня убьютъ, достаньте съ груди конвертъ съ банковыми билетами и письмомъ и доставьте конвертъ въ Санъ-Франциско по адресу. Я вамъ вѣрю. Вы его доставите.
— Доставлю, капитанъ.
— И скажите на словахъ этой лэди все, что было. Писать теперь некогда.
— Слушаю, капитанъ.
— А золото въ карманахъ — послѣ раздачи по сто долларовъ каждому — завѣщаю, въ случаѣ смерти, вамъ... Въ карманахъ есть насчетъ этого двѣ записки: одна вамъ, другая Гауку... А теперь по мѣстамъ. Становитесь около меня, Чайкъ!
Съ этими словами Блэкъ сталъ у борта, на шканцахъ, за двумя большими кругами очень толстаго бѣлаго манильскаго троса, служившаго отличнымъ прикрытіемъ противъ выстрѣловъ.
По обѣимъ сторонамъ капитана стали Гаукъ и Чайкинъ.
Баркасъп одъ парусами, шедшій среди волнъ, былъ уже виденъ простыми глазами.
Блэкъ не спѣша зарядилъ свое ружье... То же сдѣлалъи Гаукъ. Медленно заряжалъи и Чайкинъ.
Онъ былъ, видимо, взволнованъ.
«Неужели придется стрѣлять въ людей? И за что?» думалъ Чайкинъ, и лицо его омрачислоь выраженіемъ недоумѣнія и тоски.
— Гоовы ли, джентльмены? — крикнулъ Блэкъ.
— Готовы, капитанъ! — отвѣчали матросы.
— Стрѣлять не раньше, какъ я прикажу. И цѣлиться хорошенько!
И капитанъ обошелъ вдоль борта и вернулся на свое мѣсто, осмотрѣвши, хорошо ли прикрыты стрѣлки.