облегченія рабской участи и возможно частыхъ освобожденій. Ко всему Аристотель относится съ мягкимъ оптимизмомъ. Благодушно онъ вѣритъ, что государство существуетъ для того, чтобы воспитывать гражданъ къ добродѣтели, и что только добродѣтельные люди способны править государствомъ; тутъ же сквозить признаніе, что самому автору непонятно политическое честолюбіе и желаніе властвовать. Аристотелю вполнѣ чужды страхи Платона, всюду усматривающаго своеволіе и порчу нравовъ; оттого у него нѣтъ ничего похожаго на систему карательныхъ мѣръ для спасенія общества. Онъ говоритъ объ однихъ воспитательныхъ и предохранительныхъ средствахъ, имѣя въ виду особенно чуткій, нѣжный возрастъ дѣтей и молодежи; такъ, напр., онъ признаетъ нежелательнымъ посѣщеніе театра юношами до 16 лѣтъ. Но ему не приходить и въ голову предлагать какія-либо мѣры стѣсненія и цензуры въ отношеніи взрослыхъ. О смертной казни, на которую такъ щедръ Платонъ, у Аристотеля нѣтъ ни звука: вѣроятно, онъ осуждалъ ее.
Аристотель, какъ изслѣдователь въ области государственнаго права. Ученый громадной эрудиціи, благожелательный, нѣсколько наивный въ житейскихъ дѣлахъ, совершенно лишенный честолюбія, Аристотель редактируетъ работы по описанію государственнаго строя и развиваетъ въ своемъ курсѣ общія положенія государственной науки. По всему складу своего характера онъ не склоненъ понимать политику, какъ «трагическую пьесу высокаго стиля». Удаленный отъ партійной борьбы и отъ политическихъ принциповъ, онъ вполнѣ способенъ трактовать государственныя формы археологически на манеръ музейныхъ коллекцій, или натуралистически, какъ энтомологъ перебираетъ собраніе бабочекъ и жуковъ, а ботаникъ — свой гербарій, составленный за долгіе годы. Передъ нимъ громадный подборъ всевозможныхъ фактовъ политическаго быта разныхъ временъ и со всѣхъ концовъ доступнаго тогда міра. Они старательно собраны, зарегистрированы, раздѣлены по ящикамъ и снабжены ярлычками; быстро и легко достаетъ коллекціонеръ нужные примѣры и иллюстраціи, но передъ читателемъ они проходятъ въ качествѣ засушенныхъ экземпляровъ.
Иногда систематика достигаетъ необыкновенной тщательности, но въ то же время поражаетъ своей полной безполезностью. Такое впечатлѣніе производитъ подсчетъ разнообразныхъ способовъ избранія должностныхъ лицъ въ греческихъ общинахъ: когда по выбору, когда по жребію, когда изъ всего гражданства, когда изъ нѣкоторой части его и т. д.30. Аристотель насчитываетъ 27 случаевъ, а новоевропейскій издатель Политики, Зуземиль, увлекаясь обстоятельностью древняго автора, помогаетъ усвоить распредѣленіе его категорій посредствомъ особой наглядной таблицы. Получается что-то въ родѣ Линиеевой системы раздѣленія цвѣтовъ по числу тычинокъ, лепестковъ и т. д. Но такъ какъ у Аристотеля въ этомъ отдѣлѣ нѣтъ ни одного названія, всѣ упоминаемые выборы какъ бы оставлены внѣ пространства и времени, и, слѣд., способы избранія должностныхъ не мотивируются никакими реальными условіями, то читатель долженъ остаться въ полномъ недоумѣніи: для чего, собственно, потраченъ трудъ, и какой смыслъ обстоятельныхъ перечисленій и сопровождающей ихъ таблицы?
Въ энциклопедически воспитанномъ умѣ Аристотеля есть еще одинъ дефектъ: благодаря полному отсутствію фантазіи, ученый не способенъ вдохновляться явленіями одной научной области для объясненія фактовъ, относящихся къ другой, иначе говоря, лишенъ возможности дѣлать широкія и плодотворныя аналогіи. Но такъ какъ онъ считаетъ сравненія необходимыми съ методологической точки зрѣнія и тянется къ установленію ихъ во что бы ни стало, то получаются курьезы, только лишній разъ обнаруживающіе недостатокъ у него воображенія. Читателю Политики приходится, напр., встрѣтиться съ такимъ пріемомъ объясненія. Аристотель считаетъ возможнымъ свести всѣ государственныя формы на два главные типа, олигархическій и демократическій. Подыскивая подтвержденія для своего двойственнаго раздѣла, онъ неожиданно приводитъ двѣ аналогіи, одну изъ области метеорологіи, другую изъ теоріи музыки. Съ одной стороны, всѣ вѣтры могутъ быть сведены на два главныхъ теченія воздуха, сѣверный и южный, такъ какъ западный вѣтеръ близокъ къ сѣверному, восточный — къ южному. Съ другой стороны, на двѣ группы могутъ быть подѣлены всѣ музыкальныя тональности: «мы склонны сопоставлять олигархическія формы правленія, съ присущимъ имъ деспотическимъ характеромъ, съ болѣе напряженнымъ (мажорнымъ) тономъ, а демократію, съ ея болѣе свободнымъ характеромъ, — съ ослабленнымъ (минорнымъ) томомъ»31.
Самый блестящій отдѣлъ Политики, гдѣ ученый критическій умъ Аристотеля развертываетъ во всей силѣ, — вторая книга, дающая обзоръ проектовъ идеальнаго государства, выставленныхъ въ греческой литературѣ. Здѣсь авторъ при изложеніи теорій мастерски выдѣляетъ ихъ характерныя черты, а также остроумно указываетъ ихъ слабыя стороны. При всемъ уваженіи къ своимъ учителямъ, Платону и Сократу, Аристотель нисколько не сомнѣвается обозначить «стражей» Платоновской Политіи бездѣльниками. Раздѣленіе людей на расу господъ и расу рабочихъ его совсѣмъ не трогаетъ и не кажется ему осуществленіемъ идеальнаго справедливаго порядка. Онъ видитъ въ проектѣ Платона только попытку устроить безпечальную аристократію и разбирается въ реальныхъ условіяхъ, при которыхъ осуществимъ такой строй.
