Политикѣ Аристотеля мы находимъ оригинальныя выраженія о монархіи. Аристотель противополагаетъ, съ одной стороны, тираннію въ качествѣ революціонной диктатуры и наслѣдственную монархію — съ другой. Тираннія выходитъ изъ демократическаго возстанія, изъ соціальнаго переворота. Тиранны — демагоги, ведущіе массу противъ аристократіи. «Монархія, напротивъ, создана ради поддержки высшихъ классовъ (τοῖς ἐπιεικέσι) противъ народа». Немного далѣе Аристотель говоритъ: «царь — естественный охранитель интересовъ и слѣдитъ за тѣмъ, чтобы владѣтели имуществъ (οἱ κεκτημένοι τὰς οὐσίας) ни въ чемъ не терпѣли ущерба, а масса не была притѣсняема»20. Среди формулъ Аристотеля, обыкновенно отвлеченныхъ и сухихъ, эта характеристика монархіи выдѣляется своею конкретностью. Дѣло идетъ о чемъ-то близкомъ, хорошо знакомомъ. Да иначе нельзя и объяснить эти выраженія; гдѣ же въ прошломъ Аристотель нашелъ примѣръ такой монархіи? Все приводитъ насъ къ заключенію, что теоретикъ государственнаго права захотѣлъ ввести въ свой трактатъ результаты новаго, недавняго, и для Греціи пока единичнаго наблюденія.
Воцареніе Александра и катастрофа Ѳивъ. Вскорѣ послѣ заключенія коринѳскаго договора, весной 336 г. Филиппъ былъ убитъ въ Пеллѣ однимъ изъ своихъ приближенныхъ. Покушеніе на царя стояло въ связи со скандалами, которые происходили въ его семьѣ. Филиппъ рѣшилъ взять себѣ вторую жену изъ знатнаго македонскаго рода Атталидовъ и явно собирался отодвинуть первую жену, эпиротку Олимпіаду, что угрожало также положенію ея сына Александра. Убійца изъ числа приверженцевъ Атталидовъ дѣйствовалъ по личнымъ мотивамъ, но ускорилъ разрѣшеніе династическаго вопроса. Македонская аристократія и особенно главные командиры войска поспѣшили признать царемъ 20-лѣтняго Александра, а онъ немедленно произвелъ кровавую расправу надъ своими противниками, предоставивъ своей матери растерзать соперницу съ ея ребенкомъ и отдѣлавшись самъ отъ лишней родни съ отцовской стороны. Воцареніе его было настоящимъ дворцовымъ переворотомъ во вкусѣ обычныхъ вступленій персидскихъ властителей. Александра принято изображать благородной натурой, горячимъ, воспріимчивымъ юношей, проникнутымъ гуманными началами эллинства, лишь подъ впечатлѣніемъ опьяняющихъ успѣховъ на Востокѣ склонившимся къ деспотическимъ привычкамъ. Въ дѣйствительности онъ отъ природы и съ самаго начала былъ жестокимъ варваромъ, какъ сказали бы греки, ни въ чемъ не отличавшимся отъ отца и другихъ македонянъ, вообще глубоко чуждыхъ греческому быту и культурѣ. Онъ скоро далъ въ этомъ отношеніи наглядные уроки грекамъ.
Смерть Филиппа была встрѣчена въ Греціи съ чувствомъ облегченія. Демосѳенъ, только что потерявшій единственную дочь, снялъ семейный трауръ и появился публично въ бѣлой праздничной одеждѣ, предлагая гражданамъ совершить благодарственную жертву и послать привѣтствіе убійцѣ Филиппа. Ликургъ притянулъ на судъ Ареопага Автолика, одного изъ богатыхъ аѳинянъ, бѣжавшихъ послѣ Херонейской битвы; въ своей рѣчи онъ представилъ это бѣгство въ видѣ величайшаго преступленія противъ родины и сказалъ, что никогда еще не было передъ судьями въ Аѳинахъ процесса болѣе важнаго; обвиняемый былъ осужденъ на смертную казнь. Александръ немедленно появился въ Средней Греціи и прошелъ въ Коринѳъ; здѣсь делегаты общинъ повторили обѣщаніе, данное его отцу — идти общими силами на завоеваніе востока, но скоро Александра отвлекли ѳракійскія дѣла; на время онъ какъ бы исчезъ за Балканами и даже распространилось извѣстіе о его гибели. Въ Греціи зашевелились противники македонянъ; особенно энергично поднялись ѳиванцы, которые возстановили беотарховъ и осадили македонскій гарнизонъ въ Кадмеѣ. Не успѣли они подумать о томъ, чтобы загородить Ѳермопилы, какъ Александръ уже проникъ въ Среднюю Грецію и подступилъ къ стѣнамъ Ѳивъ. Послѣ ожесточеннаго боя, въ которомъ ѳиванское ополченіе обнаружило отчаянную храбрость, македоняне загнали противника въ городъ, ворвались вслѣдъ за нимъ и учинили страшную рѣзню, проникая въ дома и храмы, куда забились женщины и дѣти. Александръ велѣлъ разрушить Ѳивы въ буквальномъ смыслѣ слова; демонстративно пощадили только домъ, гдѣ жилъ Пиндаръ, за то, что онъ въ свое время прославлялъ македонскихъ царей. Въ расправѣ надъ ѳиванцами принимали участіе ихъ смертельные враги-сосѣди, во-первыхъ, фокидяне, а затѣмъ беотійцы, жители Ѳеспій и Платей: сказалось явленіе, слишкомъ обычное въ греческихъ усобицахъ. Александръ составилъ изъ нихъ судилище надъ ѳиванскими плѣнниками; пылая злобой и угождая македонскому царю, судьи опредѣлили продать въ рабство всѣхъ оставшихся въ живыхъ, разыскать всѣхъ бѣглецовъ, укрывшихся въ греческихъ городахъ, и раздѣлить ѳиванскую территорію между ближайшими кантонами.
Много ѳиванскихъ бѣглецовъ приняли у себя Аѳины. Александръ потребовалъ ихъ изгнанія, а вмѣстѣ съ тѣмъ выдачи главныхъ дѣятелей антимакедонской партіи, Ликурга, Демосѳена и стратега Харидема, извѣстнаго своей непримиримой враждой къ Македоніи. Партія Демосѳена пользовалась, однако, такимъ вліяніемъ, что народъ не согласился ихъ выдать. При посредничествѣ Фокіона отстояли Демосѳена и Ликурга, а Харидемъ уѣхалъ ко двору вновь воцарившагося Дарія III Кодомана.
Между прочимъ мы много слышимъ о дружбѣ Александра съ уче-
