Такъ спутника печальнаго мнѣ жаль
Тревожить сонъ безумный… хоть не ласки
Связали насъ, а муки, и моихъ
Онъ жаркихъ рукъ во снѣ искать не будетъ.
Богиня я, увы! безсмертныхъ дочь,
Но я ни въ комъ желаній не будила;
Иную власть божественная Ночь,
Меня рождая въ мукахъ, мнѣ судила.
Нѣтъ, никогда Эроту не зажечь
Безумнѣе страстей… Огню Киприды
Не извести, испепеляя, сердца
Съ такою адскою силой, какъ моихъ
Зеленыхъ глазъ печальному огню
И устъ моихъ холодному дыханью.
И никогда, ни за одной женой,
Носи она хоть поясъ Афродиты,
Ей отданный богами, человѣкъ
Съ такой собачьей вѣрностью не бѣгалъ.
Сегодня годъ, какъ мой онъ… Но узнать
Кто могъ бы Иксіона? Клочья пѣны
На бородѣ… На впалые виски
Ужъ серебро пробилось. Онъ въ лохмотьяхъ,
Онъ изможденъ… А годъ… вѣдь только годъ,
Какъ мы спознались… Помню, царь такъ молодъ,
Такъ дерзокъ былъ… Надъ сумрачнымъ дворцомъ
Ужъ облако пожара розовѣло,
А за оградой устъ у гордеца
Свѣтилось столько жизни, столько счастья,
И золота на пурпурѣ плаща
Душистаго горѣло.
Так спутника печального мне жаль
Тревожить сон безумный… хоть не ласки
Связали нас, а муки, и моих
Он жарких рук во сне искать не будет.
Богиня я, увы! бессмертных дочь,
Но я ни в ком желаний не будила;
Иную власть божественная Ночь,
Меня рождая в муках, мне судила.
Нет, никогда Эроту не зажечь
Безумнее страстей… Огню Киприды
Не извести, испепеляя, сердца
С такою адскою силой, как моих
Зеленых глаз печальному огню
И уст моих холодному дыханью.
И никогда, ни за одной женой,
Носи она хоть пояс Афродиты,
Ей отданный богами, человек
С такой собачьей верностью не бегал.
Сегодня год, как мой он… Но узнать
Кто мог бы Иксиона? Клочья пены
На бороде… На впалые виски
Уж серебро пробилось. Он в лохмотьях,
Он изможден… А год… ведь только год,
Как мы спознались… Помню, царь так молод,
Так дерзок был… Над сумрачным дворцом
Уж облако пожара розовело,
А за оградой уст у гордеца
Светилось столько жизни, столько счастья,
И золота на пурпуре плаща
Душистого горело.
