Страница:Иннокентий Анненский - Книга отражений, 1906.pdf/41

87 намокшую шинель. Подлый обманщикъ, тотъ другой Яковъ Петровичъ Голядкинъ, будетъ, дразня откры- вать тебѣ всѣ самыя ненавистныя, самыя смрадныя ка- чества своей, а отнынѣ и твоей души. Онъ будетъ рѣ- іпительно всѣмъ, чего ты и знать не хочешь. Онъ бу- детъ и лизунъ, и хохотунъ, и интриганъ, и компли- менты будетъ говорить, и по лощенымъ паркетамъ скользить будетъ, передъ начальствомъ юлить бу- детъ, необходимымъ, подлецъ, сдѣлается его превос- ходительству... А съ тобой-то? то фамильярно-нѣженъ, подло-слезливъ, дружбы твоей домогаться будетъ, стишки тебѣ чувствительные напишетъ,—петля онъ, ухъ, какая петля!—пуншей на твоемъ диванѣ натя- нется,—а то при всѣхъ, оскорбительно-наглый, обо- третъ бѣленысимъ платочкомъ руку, которую ты только- что ему пожалъ. Еще бы. молъ, ты надушился, а тебя вонъ лакеи съ лѣстницы спустили. Такъ развѣ можно, молъ, такому еще руку подавать? Все, чего ты боялся... все, чѣмъ ты не могъ быть... ужъ такимъ-то, прошу меня уволить,—я быть, молъ, не желаю и не буду: я, молъ, не интриганъ и не интересанъ,—все это отнынѣ возьметъ твое имя, украдетъ твое имя, насядетъ на тебя, выжимать тебя будетъ... Эхма, выморочный ты— человѣкъ Голядкинъ,—и только. Жизнь, какъ ноябрь- ская ночь, можетъ отнынѣ давать Голядкину лишь реальные дары свои: туманъ, флюсъ, жабу,—но царемъ природы онъ уже никогда себя не почувствуетъ даже въ мечтахъ, потому что вѣчно долженъ дѣлиться съ кѣмъ-то даже самой иллюзіей бытія своего... и какого бытія?.. Что-же это? Ночь или кошмаръ? Безумная сказка или скучная повѣсть, или это—жизнь? Сумашедшій— это или это онъ, вы, я? Почемъ я знаю? Оставьте меня. Я хочу думать. Я хочу быть одинъ... Фонари тонутъ

въ туманѣ. Глухіе, рѣдкіе выстрѣлы несутся изъ-за