Знаете-ли вы, читатель, что-нибудь таинственнѣе стараго портрета, особенно когда его только что освободили изъ-подъ разнаго хлама, которымъ онъ былъ заваленъ гдѣ-нибудь въ полутемной лавчонкѣ или въ кладовой вашего деревенскаго дома?
Если это портретъ въ позолоченной рамѣ, то ея внезапное и какое-то темное поблескиваніе, или, если онъ былъ просто свернутъ въ трубку, то пыльныя складки, проходящія по неожиданно возставшему передъ вами лицу, сообщаютъ портрету особо укоризненное выраженіе, — и помимо вашей воли, вы пріобщаетесь его созерцаніемъ къ какому-то міру, будто бы и знакомому намъ прежде. Намъ кажется, что вамъ не слѣдовало бы забывать этотъ міръ, а между тѣмъ какъ разъ его-то вы и забыли. И вы чувствуете себя такъ неловко, точно васъ толкнули на чью-то могилу, или точно вы не выполнили чьего-то послѣдняго желанія, и теперь васъ смутно тревожить какое-то воспоминаніе, котораго вы, однако, никакъ не можете даже оформить. Самое ощущеніе бываетъ обыкновенно мимолетнымъ, но оно не можетъ слиться въ вашемъ сознаніи съ другими, которыя возникаютъ одновременно съ нимъ, хотя бы они были намъ болѣе близки и даже болѣе для васъ зани-
